С утра некое тревожное предчувствие не покидает меня. Все началось со странного предрассветного сна. Она стояла на небольшом каменном мосту в старом городе, возможно, это была Прага, светлый плащ ее теребил ветер, она смотрела на темную воду так, словно видела там что-то важное. Я хотел приблизиться к ней, но идти по скользким камням было как-то особенно тяжело, тогда я сконцентрировался известным сновиденным способом и взлетел слегка над землей, не слишком высоко, чтобы не зацепиться за провода. Подняв глаза, я заметил вверху свободное пространство и поднялся на освещенную луной крышу. Отсюда были прекрасно видны и окрестности города, и канал, мерцающий млечным светом, и она на мосту.
Я огляделся на крыше и заметил полуоткрытую чердачную дверь, по не всегда понятной логике управляемого сна мне показалось важным войти туда и спуститься вниз по лестнице, мне было ясно, что подъезд выходит непосредственно к мосту, и я буду гораздо естественнее выглядеть, приблизившись к ней из дверей приличного дома, нежели спустившись с неба. Видно было довольно скверно, и вскоре моя идея не казалась такой уж замечательной. Под ногами хрустели какие-то старые палки и стекло, пахло крысами и тленом. Полуощупью я нашел ведущую вниз лестницу и начал спускаться, надеясь не сломать в темноте шею. Дом не спал, был слышен звук фортепиано, кто-то громко смеялся. Я подошел к освещенному окну на лестничном пролете, чтобы убедиться, что она все там же, но, о ужас, мост был пуст! Нет, кажется, я вижу ее, сворачивающую в переулок, скорее вниз, бегом, но эти проклятые призрачные лестницы, они вечно ведут в подвалы, из которых нет выхода. Своды из красного кирпича, где-то вверху окно, пытаюсь добраться до него по битому камню, но падаю, разбивая колени, и просыпаюсь…
Колени почему-то болели. Как же пронзительно свистит чайник на кухне. Соседи уже пахнут своей нехитрой трапезой. Скорее отсюда. Улица встречает предзимней прохладой, от которой хочется укрыться в кафе на углу. Неплохой кофе возвращает в реальность, уже не кажущейся столь отвратительной. Мне нравится сидеть здесь и смотреть в угловое окно дома напротив. Там за дрожащей занавеской иногда просматривается чей-то силуэт, возможно, это она. Или очередной фантом моего воспаленного воображения в этом городе.
– Вы позволите пепельницу? – надо мной наклонился с высоты своего роста некий господин в шляпе.
– Да, будьте любезны, – что-то в его лице знакомое и отталкивающее одновременно, то ли излишне большой нос, то ли головной убор в помещении.
Утренние газеты обсуждали строительство дамбы для предотвращения очередного наводнения, таинственное исчезновение британского дипломата непосредственно из здания консерватории, невиданное размножение крыс в канализации и прочую чушь. Расплатившись, я направился было к выходу, но тот же странный господин снова обратился ко мне.
– Что вы думаете об этом несчастном британце?
Я сначала не понял о ком идет речь, но быстро сориентировался.
– Вы об этом случае в консерватории?
Разговор меня несколько тяготил и хотелось найти какую-то условно сочувствующую завершающую фразу. Типа: да, это весьма прискорбно, надеюсь, все разрешится наилучшим образом. Но, увы, произнести этого я не успел. Господин ловко воспользовался паузой, подскочил (да, именно подскочил), взял меня за локоть и начал быстро и громко шептать.
– Я уверен, его убиииили. Вы знаете, кем он был и что здесь делал?
– Позвольте, да что мне за дело? – я стал вырываться.
– Ну как же, что вам за дело? Он же вас искал…
Внутри у меня все похолодело, но я быстро взял себя в руки. Явный сумасшедший, таких много.
– Разрешите.
Я вырвался почти силой и направился к двери.
– Я вам потом все объясню… – неслось мне вслед через закрывающуюся уже дверь.
Утро, которое начинало принимать конструктивный оборот, было безнадежно испорчено. Захотелось коньяку.
В некоторых желаниях не стоит себе отказывать, но хотелось оправдать девятиутренний коньяк каким-то жестом провидения. Было задумано идти по улице, сворачивая на каждом втором переулке направо. Если после трех таких упражнений перед глазами окажется бар, то так тому и быть.
Провидение оказалось благосклонным, в отличие от бармена, выискивающего глазами в моей внешности первые признаки деградации личности. Коньяк приятно согрел горло, мысли стали отделяться от эмоций и позволили себя направить в нужное русло. Текущий срез ситуации был прост и малопривлекателен: один, в чужом городе, практически без денег, в комнате, любезно предоставленной дальним университетским приятелем. В невнятных, где-то на грани сумасшествия (но оправдываемых интуицией), поисках… поисках чего? Ответ даже на этот вопрос не был для меня очевиден. Была ли это прекрасная незнакомка, мистический Алеф или некий клад с сокровищами, который мог бы сделать меня счастливым. Я не знал. Но сила, которой я не мог противиться, гоняла меня в поисках этого уже несколько лет.
Теперь,