– А что если она не послушается тебя, как не послушалась нас? В твоей «семье», как и в нашей она единственный феномен.
Кто это сказал? Голосов был целый хор. Один, два… семь? И все они звенели, будто бьющийся мрамор. Так могут шутить только дети. Или у него повредилась голова с тех пор, как он увидел отсеченную голову в подарочной шкатулке.
Нет, это ящик, а не шкатулка. Марио вдруг почудилось, что к дешевой фанере пришиты плитки малахита, по которым идет вязь каких-то замысловатых символов. Похоже на арабскую пропись. А может на рисунки танцующих индийских богов?
В глазах защипало, и он на миг отвернулся, а когда снова взглянул на голову, она его напугала. Улыбка на мраморных губах вдруг стала шире.
Могло это лишь показаться? Навряд ли. Под белыми устами даже показались резцы зубов, которых раньше было не видно. Губы были сомкнуты. Он точно помнил. А сейчас они скалятся. Ушные раковины напоминают изгибы фантастических крыльев. Белоснежные локоны змеятся по вискам подобно гадюкам и кобрам. Что за наваждение? Может быть, на самом деле это всего лишь искусно сделанная игрушка с механизмом, вмонтированным внутри. Вероятно, она всего лишь стилизована под мрамор. Ну и шутница Блейз! Всё же сумела всучить ему прикол под благовидным предлогом и вдумчиво разглагольствуя о потусторонних тайнах. Актриса! Расчетливая тварь! Решила перепугать его до сердечного приступа вместо того, чтобы убить.
Марио коснулся мрамора в попытке нащупать какой-то рычаг, от которого работает механизм, но пальцы скользили по плотной поверхности. Это, правда, был мрамор, тяжелый, отполированный и холодный, как айсберг в океане. Казалось, что его только что достали из морозильника.
В жаркую летнюю ночь холод должен был быть приятен, но руку Марио словно обожгло. Он дунул на подушечки пальцев. А ведь на них и, правда, видны багряные следы ожогов. Вероятно, он обжегся о сигары или о зажигалку. Пока ждал Блейз, он нервничал и курил. Ему не хотелось верить, что она его предаст. Только не она! В ней одной из всех женщин… нет, не только из женщин,