Кошмары, которыми пугают «грешников», – это всего лишь физическое воплощение понимания природы вещей, того самого пределья ужаса, что сопровождало меня с рождения.
Что же касается метафизики посмертия, для меня её не существует. Я вижу смерть как материалист – как физический процесс, не более. Это осознание смерти как мгновенного исчезновения сопровождает меня практически ежесекундно.
Матричная пуповина
«Привычка свыше нам дана, замена счастию она»©.
Речь здесь, конечно, не о каких-то приятных (порочных) гедонистических и прочих благах, как может показаться. А о матричной привязке.
Подростку легче совершить самоубийство, чем взрослому. Как, впрочем, погибнуть в бою. И не какая-то сверхцель или же приобретённая мудрость привязывает большинство к бытию, а то, что именуют той самой привычкой, – по сути, это механизм тоталитарно-животного сдерживания, матричная пуповина.
Псевдосубъектность бытия
«Быть благодарным жизни», «не требовать от жизни», «ценить жизнь». Впечатление, что жизнь имеет самость и субъектность. Воистину атеисты имеют «достойный объект поклонения», что делает сомнительным сам атеизм, ибо в данной интерпретации жизнь и является проекцией условного «бога-творца».
Триумф молей
В который раз я убеждаюсь в том, что люди, лишь считающие себя мыслящими, более ценят жизнь саму по себе, чем привилегии (комфорт), которые она предоставляет, либо цели, которые она позволяет достичь. Оказывается, подобная чушь была озвучена ещё в 1915 г. неким Альбертом Швейцером, немецким философом-гуманистом, в основном принципе его этического учения, сформулированного как «благоговение перед жизнью» (нем. Ehrfurcht vor dem Leben), которое «содержит в себе три элемента мировоззрения: смирение, миро- и жизнеутверждение и этику».
Именно с него и следует начинать рассмотрение дальнейшего распространения модели низшего гуманизма в качестве отправной и далее ставшей основой для всех известных в мире тираний – от национал-социалистической до коммунистической. Именно благоговение перед жизнью стало фундаментом для вживления всевозможных импринтов страха её потери либо уменьшения её функциональности – в качестве противопоставления стилю жизни, её эстетической и целевой направленности.
Проще говоря, под страхом потери жизни или даже свободы ею распоряжаться человек готов смириться с любыми её ежедневными «некритичными» тяготами и лишениями – на радость культурным распорядителямй, отвешивающим оптом и в розницу так называемые общечеловеческие ценности. Эта масштабнейшая подмена гуманистических понятий, осуществившаяся в прошлом веке на рубеже самых кровопролитных войн человечества, лишь закрепила статусность жертвенности