В суровые времена жалость к себе – продукт самого строгого рациона, предаваться ей на публике недопустимо. И тем не менее ощущение несправедливости войны, осознание, что все ее грехи несопоставимы с наказанием, не покидало Рэйчел. И поскольку она больше не могла возложить ответственность на Бога, Рэйчел вернулась на землю и нашла виновного там. И оказался им вовсе не тот, кто был первым на очереди. Поначалу она пыталась не давать ходу этой мысли, считая ее симптомом «расшатанных нервов», как выразился доктор Мейфилд. Когда все случилось, муж – он вел праведную, героическую войну – был далеко, обучал новобранцев в Уилтшире. Хотя именно Льюис настоял, чтобы Рэйчел с мальчиками перебрались из Амершама на запад, «подальше от бомб и целей люфтваффе», он не был виновен в том, что немецкий летчик, торопясь домой, сбросил бомбу точно на их дом. Но скорбь, смешавшись со старыми затаенными обидами, способна выпустить на волю стайку назойливых мыслей, которые трудно загнать потом в клетку. Давая волю своему горю, Рэйчел неизменно видела лицо мужа, а его отсутствие лишь усугубляло его вину. Если уж и винить кого-то, то только Льюиса.
– Мама, ты с кем сейчас разговариваешь? – спросил Эдмунд.
Ее снова затянуло в омут привычных раздумий, и вытаскивать мать опять пришлось бедному Эдмунду, ее младшему и теперь единственному сыну. Не разрешая себе пожаловаться кому-либо, Рэйчел погружалась в горькие мысли, у которых, казалось, нет дна, и порой теряла всякое представление о времени и месте. Рэйчел встряхнулась.
– Ни с кем. Просто задумалась… Я думала… у меня есть для тебя еще одна карточка.
Она достала из сумочки пачку «Уиллз» и закурила – доктор Мейфилд говорил, что курение «полезно для нервов», – а карточку из пачки отдала сыну. Эдмунд было обрадовался, но тут же разочарованно вздохнул:
– Такая у меня уже есть.
Рэйчел посмотрела на карточку с инструкциями в картинках, как защитить окно от взрыва.
– У этих сигарет карточки скучные, вечно одно и то же, – сказал сын. – А ты не можешь курить другие?
– Другие будут у твоего отца. По-моему, он курит «Плеере».
Не донеся сигарету до пепельницы, Рэйчел смахнула с твидовой юбки чешуйки пепла. Сегодня она впервые за целый год одевалась, думая о Льюисе, а если точнее, то впервые после Дня победы, когда они провели вместе трое суток и когда она чувствовала себя единственным во всей Британии человеком,