Бывали у Арунов и чудесные дни: беззаботные, летние. То ли солнце было настолько яркое, что добиралось лучами до их дома и пронзало насквозь сердца, то ли просто каждый впадал в детство. Ух, и замечательная всегда была пора. Детские голоса и проказы только украшали старую каменную клячу на четырёх ножках. Разукрашивали её яркими красками, звуками. Утро казалось особенным.
Ведь настоящие каникулы у бабули в деревне с парным молочком, с домашней колбаской, с вот-вот испечённым хлебом и таким неповторимым запахом земли, Русской земли. Так жить хотелось, и жилось у бабули. Разницу ощутили маленькие сердечки от обитания и жизни. Вдохнули, а выдыхать не хочется. Ну а дед с бабушкой спокойствия душевного требовали и ждали. Собирались и уезжали в свою отдельную страну Муравию, беззаботно наслаждаясь бестолковыми вечерами, трепетно держась за горячие руки и тихо прижимаясь сердцами. Брат пьянюшки, уделяя внимание работе, и не замечал, как лето пролетало. Семья его мирно и привычно принимала каждый день таким, какой он есть, не обретая в нем ничего ровно, и не отдавая ему ничего. В общем каждый в доме находил свою идиллию и счастье. Кроме него.
Из-под большого одеяла выглядывала голова испуганного пьянюшки, словно он боялся солнца, тепла, счастья. Чувствовал себя ненужным, как лишний чёрствый кусочек хлеба для этакого барина. Впадал в долгую, непримиримую спячку. Ходили слухи, что он просто сошёл с ума. Но до того не хотелось в это верить, что становились горько. Готов молчать, исчезнуть ради искры в его глазах. А он как воды жаждет, чтобы и они почувствовали: не одному же ему ненужным ходить. Не один же он такой видит мир истомными серыми красками. Ох не один. Таких одичалых много. А мудрецы дельные из них. Во какие! Это ж надо умудриться в жаркую тополиную пору отыскать мрачные краски. В общем деньки у пьянюшки отнюдь не были летними: он закрывался всё чаще теперь на замок, предполагая, что страхи вживаются в него извне. На самом деле же они сидели изнутри и ликовали его небывалому одиночеству. Устраивали пиры дневные, ночные и даже утренние. Человек борется, терзается, брыкается, а им хоть бы что, продолжают, твари, веселье бить. По дымовой трубе дома вниз доносились разговоры. Странность была их только в том, что голоса у собеседников были одинаковые. Они закрыли его в одиночестве, чтобы скорее им одолеть. Твари. Не знаю, что я и всё человечество могут больше всего на свете ненавидеть, кроме этих злых выродков. Ты один раз оступишься, допустишь в своё чистое сердце, а они, неблагодарные, вцепятся в него когтями. И всё тут. Либо ты, либо они.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив