Мысль об этом полностью захватила Малика, вытеснив все остальные, и не пожелала рассеяться даже тогда, когда исчезли Идировы тени и рядом не осталось никого – ни ньени, ни Идира, ни представителей темного народца, ничего, кроме пустых глазниц масок, взиравших на него и сестру со стен. Юноша с трудом подавил приступ истерического смеха – естественно, когда же этому темному народцу и оставить его наконец в покое и одиночестве, как не после предъявления доказательств: все детство Малика было окутано ложью?
– Он забрал ее. Просто взял и… забрал, – произнесла Лейла так, словно от повтора этих слов их тяжеловесная ясность может улетучиться.
Только что Малик держал Надю на руках, и вот существо – точнее, Идир – отняло ее, похитило, словно не существовало девочки, которую брат с младенчества укачивал на ночь, которую учил ходить. Словно это была кукла: хочешь – подобрал, хочешь – выбросил.
– Этого не может… Нет! – Лейла сорвала со стены ближайшую маску и заглянула под нее. Затем еще одну и еще. Она лихорадочно водила пальцами по каждой трещинке, по каждому выступу, она даже встала на четвереньки, чтобы посмотреть в просветы между половицами. – Может, где-то есть лаз? Потайная дверь? Хоть что-то… я не знаю… рычаг какой-нибудь? Люди не растворяются просто так в воздухе!
Будь Малик сейчас в состоянии сплетать из слов осмысленные фразы, он напомнил бы сестре, что речь идет не о людях. У людей не бывает домашних животных размером с дом. Люди не управляют тенями, как марионетками. Тут у Малика по спине пробежала волна дрожи – он ведь не называл обосуме своего имени, а тот и так знал… Как давно этот дух наблюдает за ним? Что ему еще известно?
Пока Лейла продолжала свои лихорадочные бесцельные поиски, ее брат тихонько подкрался к Геге, поднял и бережно прижал игрушку к груди. Надя и шагу без нее не ступала. Играла ли девочка, ела или даже спала – козочка всегда уютно лежала, свернувшись калачиком, у нее на руках или в крайнем случае была заткнута спереди под одежду. Он должен вернуть потерянную подружку сестренке, а то она сегодня не заснет.
Тут слезы наконец хлынули из его глаз. В отсутствие заветного ремешка от дорожной сумки Малик вцепился в край уже давно изодранной рубахи и затрясся всем телом. Не в силах издать ни звука, он лишь тяжело дышал. С последней скудной трапезы прошло уже несколько дней, в желудке давно не оставалось ничего, даже желчи.
Это его, только его вина. Если бы он не отозвался на призыв женщины-гриота. Если бы не кинулся помогать тому мальчугану. Если бы послушал совета, многократно повторенного всеми: не поднимать глаз, не открывать рта. Он, Малик, должен сейчас томиться в плену у Идира, а не Надя. Не зная, к кому обратиться, он мысленно возносил молитвы Аданко, Великой Матери, всем божествам, когда-либо жившим и еще не рожденным: защитите, пощадите маленькую сестру… Если для этого нужно пожертвовать жизнью, он готов отдать ее тысячу раз.
Но боги, если и слышали его, не отвечали.
А в голове Малика