Черный мир. Забытый город. Райв Корвус

водой подсумки. Вопреки жаре и пескам снаружи, вода с подземных ручьев казалось кристально прозрачной. Такой прохладной и манящей. Сатрит, наверное, никогда не будет понимать, почему асири символом своего нового культа назвали солнце. Вода на роль символа жизни подходила, по его мнению, гораздо больше. Однако он мог чего-то не знать об асири или их видении мира.

      Когда же тааррун завязал последний подсумок, приготовления были закончены. Ему предстоял долгий путь – в самое сердце песков. Наверное, такой путь под палящим солнцем убил бы любого другого, но не таарруна.

      Выйти из поселения Сатриту никто не помешал – этот город давно лишился стен. Давно лишился стражей и людей, которые бы хотели его защищать, жителей, которые предпочли бы тут остаться. Только каменные обломки провожали таарруна. Стоило их пройти, и сразу его приняла в свои владения солнечная пустыня. Она словно море – простиралась от горизонта до горизонта. Постепенно исчез за ее дюнами город, скудный чернозем Сероземья. Лишь иногда сквозь знойную желтизну проглядывали темные камни, временами песчаный океан обрывался резким спуском, а иногда и наоборот заслонял собою солнце. Только оно было ориентиром в новом обманчивом и непостоянным пустынном мире. И оно же было убийцей, погубивших множество существ, что решились с ним не считаться. Даже привычный ход времени потерял свой смысл. Как бы быстро или медленно не пытался двигаться Сатрит, создавалось впечатление как будто он ходит кругами в одном и том же месте.

      Бескрайняя пустыня давила на разум. Сатрит знал на своем опыте чего стоит "пересечь пустыню". Она неприветлива, коварна и жестока. Только тот, кто силен духом и кто никогда не опустит руки дойдет хотя бы до ее края. Если ему повезет выжить под палящим солнцем. Даже сам Сатрит стал чувствовать легкое покалывание на коже. Песок под его ногами раскалился и так же неприятно покалывал. Хотя, возможно, будь на его месте иное существо, оно бы уже стало сходить с ума от зноя. Тааррун не спешил останавливаться и жалеть себя. Он подобное испытывал еще не раз, и ни монотонность и бескрайность пустыни его не обманет, ни жар не заставит свернуть с пути.