Стояла теплая весенняя ночь, когда кто-то постучал кулаком в дверь – так сильно, что аж петли погнулись.
Мужчина открыл и выглянул на улицу. Ночь была пасмурная, от реки поднимался туман. С тем же успехом можно было пытаться что-то разглядеть сквозь белый бархат. Позже он вспоминал, что будто бы видел в тумане чьи-то неясные фигуры – как раз за границей света, льющегося из двери на мостовую. Множество фигур, которые внимательно за ним наблюдали. Кажется, он заметил смутные светящиеся точки…
Фигура напротив него, впрочем, была вполне определенной. Крупная, темно-красная, как будто вылепленная ребенком из глины. Глаза у нее горели, как два уголька.
– Ну и зачем ты ко мне явился посреди ночи?
Голем протянул ему табличку, на которой значилось:
МЫ СЛЫШАЛИ, ТЕБЕ НУЖЕН ГОЛЕМ.
Ах да, точно, големы ведь не разговаривают.
– Ха. Нужен? Еще как. По карману? Если бы. Я наводил справки, но за вас нынче три шкуры дерут…
Голем стер слова с таблички и написал:
ДЛЯ ТЕБЯ – СТО ДОЛЛАРОВ.
– Это за тебя столько?
НЕТ.
Голем посторонился, и на свет вышла другая фигура.
Это, несомненно, тоже был голем. Но не один из тех глиняных работяг, что иногда встречаются на улицах. Он сиял, будто отполированная статуя, безукоризненный во всем, вплоть до мелких деталей одежды. При взгляде на него вспоминались старинные картины, изображающие городских королей, с этими их горделивыми позами и царственными прическами. Даже на голове у него была вылеплена небольшая корона.
– Сто долларов? – подозрительно спросил человек. – Что с ним не так? Кто его продает?
ВСЕ ТАК. ОН САМО СОВЕРШЕНСТВО. ДЕВЯНОСТО ДОЛЛАРОВ.
– Кажется, кто-то хочет поскорее от него избавиться…
ГОЛЕМ ДОЛЖЕН РАБОТАТЬ. ГОЛЕМУ НУЖЕН ХОЗЯИН.
– Да, да, верно, но всякое поговаривают… Мол, они могут свихнуться и начать работать без остановки, и все такое.
НЕ СВИХНУЛСЯ. ВОСЕМЬДЕСЯТ ДОЛЛАРОВ.
– На вид новехонький, – сказал человек, постучав по сияющей груди. – Но големов больше не производят, потому и стоят они столько, что скромным дельцам о них остается только мечтать… – Он осекся. – Их что, снова кто-то делает?
ВОСЕМЬДЕСЯТ ДОЛЛАРОВ.
– Слыхал я, священники уже несколько лет как эту лавочку прикрыли. Если словят за таким, проблем не оберешься.
СЕМЬДЕСЯТ ДОЛЛАРОВ.
– Кто их делает?
ШЕСТЬДЕСЯТ ДОЛЛАРОВ.
– Он их продает Альбертсону? Или Спаджеру и Вильямсу? С ними и так трудно тягаться, так они еще деньжат скопили, чтоб фабрику новую отгрохать…
ПЯТЬДЕСЯТ ДОЛЛАРОВ.
Человек обошел голема.
– Я это всё к чему: нельзя же сидеть и смотреть, как твоя компания схлопывается на глазах, потому что кое-кто занижает цены…
СОРОК ДОЛЛАРОВ.
– Религия религией, но святые отцы – плохие дельцы, а? Хм… – Он поднял взгляд на бесформенного голема, стоящего в тени. – Ты что, только что написал «тридцать долларов»?
ДА.
– Всегда любил оптовые цены. Погоди-ка минутку.
Он зашел в дом и вернулся с пригоршней монет.
– А с теми подонками ты тоже будешь торговать?
НЕТ.
– Хорошо. Передай своему боссу, что с ним приятно иметь дело. Проходи, весельчак!
Белый голем зашел в здание фабрики. Человек огляделся, шмыгнул за ним и захлопнул дверь.
В темноте зашевелились тени. Раздалось еле слышное шипение. Потом крупные тяжелые фигуры, слегка покачиваясь, направились прочь.
Немного погодя попрошайка, который стоял за углом, протягивая руку в надежде на милостыню, с изумлением обнаружил, что неожиданно стал богаче на целых тридцать долларов[1].
В сверкающих декорациях космоса вращался диск Плоского мира, совершая неспешные обороты на спинах четырех огромных слонов, что опирались на панцирь Великого А’Туина, звездной черепахи. Медленно плыли сквозь пространство континенты, а над ними, закручиваясь в другом направлении, плавно вальсировали циклоны и антициклоны, словно пары в бальном зале, движущиеся против общего потока. Триллионы тонн географии неторопливо катились по небу.
На штуки вроде географии и метеорологии люди смотрят свысока, и не только потому, что первая у них под ногами, а из-за второй они промокают до нитки. Дело в том, что ни одна из них не похожа на настоящую науку[2]. Но если география – это просто заторможенная физика, из которой там и сям торчат деревья, то метеорология преисполнена изысканного хаоса и восхитительной сложности. Взять,