На последнем уроке, когда химичка по прозвищу Глюкоза, дама за сорок, весьма жесткая и, вопреки кличке, совсем не «сладкая», муштровала класс, смартфоны почти всех ребят вздрогнули, принимая сообщение. Федькин айфон, не переведенный в беззвучный режим, громко тенькнул.
– Дорохов, к доске, – моментально отреагировала Глюкоза.
– Да ё-моё, – тихо выругался Федор. – Что ж так не везет-то…
До конца урока оставалось целых десять минут, и шансы схватить пару были самые очевидные.
Глюкоза вцепилась в жертву, а десятиклассники тем временем успели глянуть на экраны смартфонов.
Писал Андрей Лубоцкий: «Дядя Федор, Лиза, Безнос, Батайцевы, Шерга, останьтесь после урока. Есть серьезное дело».
– Лубок, ты охренел? Ты чего пишешь посреди урока? – наехал на Андрея Федька, когда за Глюкозой закрылась дверь. – Я еле-еле на трояк вытянул.
– Извини-извини, – примирительно поднял руки Андрей. – Но дело срочное, я боялся, что вы разбежитесь. Петька! Безносов! Стой, не уходи. Поговорить надо. Вечно я забываю про твою «нокию».
По техническим причинам Петя был единственным, кто не состоял в чате.
Класс опустел, остались только перечисленные в сообщении и почему-то Вася Селезнев.
– Василий, дружище, ты чего домой не идешь? – спросил Андрей.
Селезнев неловко оглянулся на Шергину и чуть покраснел.
– Да вот тоже решил послушать. Интересно.
– Ну, сиди, если хочешь.
Лубоцкий оглядел собрание:
– Как там у Гоголя было? «Я пригласил вас для того, чтобы сообщить пренеприятнейшее известие». Хотя это уже никакое не известие. Короче, отец тут на днях все как следует разузнал. За Калачёвку берутся всерьез. В течение месяца, максимум двух, окончательно решится, будут ее сносить или нет. Правда, Аня?
Между Лубоцким и Шергиной никогда не было особо теплых чувств, скорее ровные, подчеркнуто нейтральные. Андрею не очень нравилось, что Аня по делу и без дела использует свой английский (пусть и вправду безукоризненный), а девушка не без оснований полагала, что Лубоцкий считает себя самым умным. И плюс к тому Аня как ни убеждала себя, так и не смогла полностью преодолеть ощущение, что она здесь самая старшая. Опять же, «Шерга»… В пятнадцатилетнем возрасте клички воспринимаются как само собой разумеющееся, а в семнадцать смириться с ними уже сложнее. Детским садом отдает.
Впрочем, Аня была неплохой актрисой (уже три года играла в любительском молодежном театре), и скрывать от посторонних свои переживания для нее труда не составляло.
– Дюш, Дюша, – подал голос Вася, – мы ж уже все обсудили. Это не ее вина. Она тут вообще не при делах. Ты хотя бы представляешь, насколько серьезные дядьки будут решения принимать?
– Представляю, – заверил его Андрей. – Только у Ани папа тоже, знаешь, не просто так погулять вышел. От его позиции многое зависит, не?
Одноклассники