Присутствие красоток Александра подхлестнуло. Хандру с него как сдуло, он ударился в фейерверк остроумия, начал пародировать всяких известных личностей – девчонки просто рыдали от смеха.
К этой минуте выпито было уже немало, а вот уже и воровато протянулся в воздухе привкус конопляного дымка… забить «косячок» на таких богемных посиделках было делом обычным. Словом, публика сделалась достаточно разгорячена и одурманена, чтобы быть беде. Беда и случилась.
Девчонок Саше удалось покорить. Особенно приглянулась ему одна кареглазая шатенка. Но не он один оказался в этой компании ценителем женских прелестей. Тот самый «мажор», что пострадал от его остроумия, считал, что эта девушка приглашена специально «под него». А тут этот фигляр, лицедей! Да кто он такой?!
Слово за слово – а Саша за этим в карман отродясь не лазил, – и пошла рубка.
Может, все бы обошлось не так и плохо, если бы эти козлы не накинулись вдвоем. Пьяные, они били торопливо, неумело, но зло, норовя искалечить. Ну, это взорвало Александра – что, гады, так?! – и его буйный нрав рванул наружу.
Хорошо еще, что Зарядьеву не попался под руку нож – страшно подумать, что могло тогда произойти. Подвернулся табурет – им рассвирепевший артист и пошел метелить противников, ничего уже не соображая от ярости. Потом он даже не мог вспомнить их. Помнил лишь перепуганные лица друзей и девушек и как кто-то из ребят растерянно и сердито кричал:
– Идиот, ты же их чуть не убил!..
Позже эти слова тоже поставили в строку.
Табуретный бой привел к тому, что у одного оказалась черепно-мозговая, у другого – сложный перелом челюсти… Вызвали «Скорую», медики, видя обстановку, сочли необходимым сообщить в милицию. И закрутилась юридическая машина.
Вокруг Александра схлестнулись три силы. Одна видимая – закон, и две подпольные: «мажоровы» папаши, с одной стороны, и заступники из театрального училища, с другой, – да, нашлись и такие среди Сашиных преподавателей, несмотря на то что на сам ректорат тоже серьезно наехали за упущения в воспитательной работе, кое-кого грозили даже снять с должности – бог весть чем это кончилось.
Ну а для Зарядьева это невидимое миру противоборство разных сил закончилось приговором: четыре года.
В колонии он числился в активистах, выступал, ясное дело, в самодеятельности, и дело уверенно шло к УДО. Но опять же подвел неукротимый нрав: ввязался в драку, в которую мог бы и не ввязываться… Но что случилось, то случилось. К активу со стороны большинства осужденных отношение было, мягко говоря, неважное, в свалке кто-то из блатной мелочи сунул заточкой в спину, пробил легкое. На ЧП, понятно, стаей слетелось разнообразное начальство, с удовольствием устраивало разборки: делало важный вид,