Вы спросите, каким образом я, Стивен Костиген, американец с разносторонними знаниями и не чуждый культуре, дошел до того, что валяюсь в грязном Притоне лондонского Лаймхауза? Ответ прост: нет, никогда я не предавался изнуряющим оргиям и не искал новых ощущений на таинственном Востоке. Ответ заключается в одном коротком слове: Аргонн! Боже, что за бездны и высочайшие пики ужаса скрываются в этом словечке! Контужен разрывом снаряда, ранен осколками.
Бесчисленные дни и ночи, не имеющие конца, ревущая адская красная пропасть над ничейной землей, где я лежал, простреленный и пронзенный штыком, и моя искромсанная плоть сочилась кровью. Тело мое исцелилось – не знаю уж, каким чудом, но мозг так и не пришел в порядок.
И скачущие языки пламени вместе с тенями, колышущимися в измученном сознании, заставляли меня опускаться все ниже и ниже по ступеням деградации, и я превращался в жалкое ничтожество, пока не оказался наконец в Храме Грез Юн Шату, где утопил свои алые видения в других снах… которые позволяют опускаться в самые глубокие ямы ада или подыматься на безымянные вершины, где звезды превращаются в блистающие алмазы.
Нет, мои видения не были животным бредом пьяницы. Я достигал недостижимого, стоял лицом к лицу с неизведанным и познавал неразгаданное в космическом покое. И был до известной степени доволен, пока отполированные до блеска волосы и алые губы не отшвырнули прочь мою вселенную грез и не заставили меня содрогаться над ее развалинами.
Глава 2. Хозяин судьбы
Тот, Кто тебя швырнул на это Поле,
Он знает все об этом! Знает! Знает!
Чья-то рука грубо тряхнула меня, когда я в истоме расставался со своими последними видениями. – Тебя Хозяин требует! Поднимайся, свинья!
– Пошел он ко всем чертям, твой хозяин! – Хассима я ненавидел и боялся.
– Вставай, не то больше не получишь гашиша. – Эта угроза заставила меня содрогнуться и вскочить на ноги.
Я следовал за громадным негром по комнатам в задней части здания, где на полу валялись жалкие одурманенные люди; он едва не наступал на них.
– Свистать всех наверх! – рявкнул какой-то матрос на койке. – Всех наверх!
Хассим распахнул очередную дверь и жестом велел войти. Никогда прежде я не проходил через эту дверь, однако всегда полагал, что она ведет в личные покои самого Юн Шату. Но меблировка этой комнаты состояла только из простой кровати, бронзового идола, перед которым курились благовония, и массивного стола.
Хассим бросил на меня зловещий взгляд и ухватился за стол, как будто собирался сдвинуть его с места. Стол легко повернулся, и вместе с ним повернулась секция пола, и открылся потайной люк. Вниз, в темноту, вели ступени.
Хассим зажег свечу и властным жестом приказал мне спускаться. С равнодушной покорностью наркомана я так и поступил,