Иногда за бутылкой сухого белого мы с ней начинаем умиляться тому, что дружим уже двадцать пять лет. Потрясающе, но красное вино никогда не открывает эту тему. Под него мы только сплетничаем.
– Да, помнишь у Блока: «Живи еще хоть четверть века, все будет так, исхода нет»? Четверть века – огромный срок. Дальше и заглядывать бесполезно. Да, Ариша?
– Да, Наташа. «Ночь, улица, фонарь, аптека…»
И мы вслух хором читаем сначала Блока, потом Бродского. И дальше всех подряд, одна начинает, что в голову взбрело, другая подхватывает. Для нас обеих это и есть наша дружба. И еще мы очень ценим, что помним друг друга в те времена, когда то орали, то шептали стихи потрезву. У одной душа запросила, вторая сразу настроилась, и полилось.
Но в этот раз Наташке было явно не до развлечений. Я проворчала:
– Что у тебя стряслось? Горишь, тонешь? До вечера не можешь потерпеть? Стою тут с пеной зубной пасты на губах, в зеркало смотреть жутко…
– А мне жить невмоготу, – тихо проскулила она. – Я с ума сошла…
Мне хотелось досадливо крикнуть, что пить надо меньше, тем более с утра. Но, во-первых, подруга спиртным не злоупотребляет. Честно говоря, и употребляет-то нечасто. Во-вторых, связь прервалась. И мне показалось, что смартфон у Наташки отобрали. А она цепкая, с сильными, натренированными в музыкальной школе пальцами, из которых вырвать что-нибудь очень трудно. Я еще не успела испугаться. Быстро перезвонила.
– Ариша, – безвольно выдохнула она.
– Ты дома?
– Да…
И снова отключилась. На сей раз никаких подозрительных звуков не слышалось, но чувство тревоги уже ошпарило изнутри. Зубная щетка полетела мимо стакана. А я ринулась одеваться. Такси решила не вызывать: шесть минут до метро, двадцать в нем, четыре от него до дома Наташки. Какая машина сравнится со мной, когда я несусь к подруге знакомой дорогой. И кто в Москве будет связываться с любым транспортом на колесах, если до цели – полчаса.
Наташка говорила, что свихнулась. Ничего хорошего это не сулило. Однажды ее бросил парень с работы. Причем сделал это хамски: утром в толпе дожидавшихся лифта коллег внятно сказал, что ошибся в ней и уже нашел другую любовь. Коростылева молча поднялась на девятый этаж, переобулась у себя и зашла к нему в офис. Свидетели объяснения напряглись за компьютерами, и не зря. Минут десять по комнате летали бумага и другие расходные материалы, любовник вытерпел несколько оплеух и услышал множество новых оценок своих интимных пристрастий. Угомонилась оскорбленная женщина так же неожиданно, как и взбесилась.
– Зачем дебоширить в офисе? Ты в своем уме? – воскликнула я, когда она рассказала мне о происшествии.
– Если ты думаешь, что я буянила в состоянии аффекта, то ошибаешься. Унижение