Похвала отца много значила для девочки. Хвалил он редко, по особым случаям. Видимо, этот случай оказался из ряда вон выходящим. В кои-то веки, дочь заслужила комплимент. Миа торжествовала, но с той поры поняла, что панически боится открытых водоемов. Она, конечно, выплыла и впоследствии неплохо держалась на воде, но этот детский животный страх не давал ей во многом добиться большего.
Вопреки всему отец стал ее хорошим другом. И сейчас он ее предал. Еще никогда в этой жизни Миа не было так больно. Она могла это предотвратить, но не смогла разгадать знаки. В последнее свое утро отец отличался немногословностью. Он позавтракал, оделся, взял кожаный портфель, остановился на секунду перед выходом и посмотрел на дочь долгим взглядом:
– Солнце мое, запомни, весь мир принадлежит тебе, не ограничивай себя в желаниях, слушай свою душу и следуй законам вселенной. Береги маму, – отец надел кепку и вышел. Миа стояла, открыв рот. От отца она подобных спичей не слышала никогда. Ее заботило другое событие. Аура у отца в день перед гибелью светилась темно – фиолетовым цветом с примесью грязного желтовато – серого дыма. Лицо приобрело бледный землистый оттенок. Все признаки Миа увидела на доли секунды, но девочка тогда не смогла понять, на что надо обратить внимание. Как же она себя за это винила. Отец умер внезапно и глупо, от инфаркта. На сердце он никогда не жаловался. Вел здоровый образ жизни. Умер сразу и навсегда, оставив ее один на один с матерью. В этот момент беззаботное детство закончилось в один миг. Миа стала взрослой. Она больше не смеялась заливчатым колокольчиком, не кружилась в легком танце. Мир перестал искриться радугой. Мир обрел серые краски.
Мама внешне держалась стойко, казалось, после гибели сына ничто не могло ее сломить, даже смерть мужа. Она давно закрылась в своем внутреннем мире и никого туда не пускала. У нее вдруг возникла фобия. Мама везде видела грязь, пыль, микробов. Она мыла дом до работы, мыла после. Мыла дом, когда он сиял чистотой. Мыла желая уберечь единственную дочь от всякой заразы. Она очень боялась потерять Миа. А Миа не чувствовала материнской любви. Мама крайне редко обнимала и целовала дочь, считая данные проявления чувств не нужными и не обязательными. Мамина любовь строго лимитировалась и выдавалась дочери по чайной ложке в исключительных случаях. Она находилась за семью печатями, глубоко – глубоко внутри израненной материнской души.
После похорон, когда все разошлись, мама начала плакать. Горько. Навзрыд. Без остановки. Видимо организм не выдержал и захотел слезами выгнать из себя все то, что мешало жить. Миа терпела три дня. Когда врач скорой сказал, что может помочь маме временно, поставив укол успокоительного препарата, а все остальное решает психиатр, девочка взяла инициативу в свои руки. Каждый последующий день она обнимала маму, мысленно вливая в нее свою энергию, забирая при этом боль и скорбь. Мама затихала. В это время два мощных энергетических потока разного цвета окутывали мать и дочь. Один из них,