Хлопнув калиткой, он оставил меня наедине с дровами.
Делать было нечего: благословив свои занятия йогой и дзюдо, я принялся за работу.
Прошел час, потом другой, и еще какое-то время. Топор вываливался у меня из рук, на ладонях появились кровавые мозоли, а проклятые дрова, казалось, все не убывали.
Я давно стащил с себя куртку и рубаху, но все равно обливался потом.
Каждая мышца буквально вопила об отдыхе, но я чувствовал, что если сейчас прекращу работу хоть на минуту, то больше уже не смогу сделать ни одного движения.
Наконец появился боцман. Критически оглядев сделанное, он, против ожидания, похвалил меня:
– Неплохо, черт возьми. Бывало, покрепче тебя на вид, а и половины этого наколоть не могли. Ладно, пошли, пожуешь чего бог послал.
За дверью, сбитой из досок от корабельной обшивки, располагалась подсобка, где на шатком столе меня ждали стеклянная миска, доверху полная густым рыбным супом, заправленным мелко накрошенной зеленью, такая же миска помельче, куда горкой было навалено жареное мясо с картошкой, и стакан сильно разбавленного водой красного вина. Не без труда удерживая ложку в еле шевелящихся пальцах, я принялся за еду. На суп я потратил минут пять, на второе – немного больше.
Мясо оказалось похоже на жесткую говядину (именно тогда я впервые попробовал мамонтятину).
Заканчивая трапезу, я случайно смахнул локтем со стола миску. Она весело запрыгала по кирпичному полу, звеня как гонг, но даже не треснула.
– Небьющееся закаленное стекло, – пояснил мне повар, выглянувший в дверь. – Из нашего с тобой двадцатого века.
Так я познакомился с Борисом Максимовичем Беспредельным, в далеком прошлом – лейтенантом конвойных войск НКВД, а ныне – нашим главным кухмистером.
Но побеседовать с ним и вообще слишком долго отдыхать после еды мне не дали. Снова появился Горн и опять потащил меня куда-то.
На этот раз мы направились к небольшому каменному домику с зеркальными стеклами, стоявшему возле ограды, за которой возвышалась удивившая меня башня.
Мы оказались в чистой комнатке, похожей на кабинет врача – точнее, врача зубного. Во всяком случае, здесь имелось высокое, обтянутое черной кожей кресло с высоким подголовником.
Нас встретил молодой парень в таком же одеянии, что и увиденный мною на корабле «черный человек».
– Вот, новенький. Надо его обработать, – с некоторой робостью, как мне показалось, сообщил Горн.
Тот молча кивнул и указал мне на кресло.
Я подчинился. И спустя несколько секунд погрузился в сон без сновидений.
Очнулся я почти сразу – как мне показалось. Под левой лопаткой ощущался какой-то непонятный зуд. Взглянув на свои руки, я с удивлением обнаружил, что кровавые мозоли исчезли, сменившись загрубевшей кожей. Еще оказалось, что сижу я на лавочке перед домиком.
– Ну