«Если сейчас фиолетовая появится – будет мне удача», – медленно, в ритме этих разноцветных капель, подумала Полина.
Фиолетовая капля тут же появилась и полетела, тускнея, справа налево, но какую удачу могла она принести, разве только смерть без мучений, и…
И вдруг вместо всех этих разноцветных тускнеющих капель вспыхнул у нее перед глазами яркий свет! Слишком яркий, чтобы быть уличным. Полина упала коленями на асфальт – совсем он не мокрый, нет никакого дождя, тем более цветного – и, закашлявшись, схватилась руками за горло. В нем саднило, першило, но оно не было сломано или скручено, сквозь него проходил воздух, который она хватала кусками, как мороженое в детстве.
Ей хотелось лечь на асфальт плашмя и зажмуриться, но вместо этого она вскочила. Хотелось побежать прочь, не оглядываясь, но она стремительно обернулась.
Азарт хлынул в нее вместе с воздухом и оказался сильнее страха. Она впервые ощущала подобное, и ей стало весело, хотя веселого во всем происходящем было мало.
Картину, открывшуюся ее взгляду, смело можно было назвать эпической. Во всяком случае, именно такие картины Полина представляла себе, когда читала в лицее эпос о Нибелунгах. На пустынной улице дрались двое, и даже неверно было называть происходящее дракой – это было сражение. Один из сражающихся был низкорослый, с непомерно длинными руками – зрение у Полины обострилось необычайно, и она видела все отчетливо, будто при дневном свете, – а второй высокий и широкоплечий. Длиннорукий пытался обхватить его вокруг пояса и повалить, а он резко отшатывался то вправо, то влево и не давал ему это сделать. Видимо, поняв тщетность своих усилий, длиннорукий вдруг прянул вниз и обхватил все-таки высокого не вокруг пояса, а под коленями. Полина ахнула. Один рывок, сейчас длиннорукий его сделает – и противник грохнется затылком об асфальт. Не успеет он оторвать от своих колен эти огромные цепкие руки!..
Но пока Полина об этом думала, высокий сделал совсем не то, что она могла предполагать. Руки убийцы он от своих колен отрывать не стал, а резко ударил того с обеих сторон по вискам ребрами ладоней. Убийца издал такой крик, какого Полине не то что слышать не приходилось, она не могла даже вообразить, что подобный звук может издавать человеческое существо, – и скорчился на асфальте. Он дернулся дважды коротко, потом еще раз длинно – и затих.
– Скорее, мадемуазель!
Высокий схватил Полину за руку и потащил прочь. Как ни странно, ей не пришло в голову сопротивляться.
А может, не странно это было. Как в недавнем прикосновении руки убийцы к своему плечу она почувствовала его жажду чужой смерти, так в этой, сжимающей ее ладонь сейчас, руке – уверенность и власть.
Они шли быстро, почти бежали. Стук собственных каблуков по асфальту казался Полине невыносимо громким. Она вздохнула с облегчением, только когда свернули за угол, потом еще и