Через много дней—не так уж и много,—когда их дружба достигла стадии близости, она начала пытаться разговорить его на тему женщин. Поначалу она делала это ловко. Во время умелого перекрестного допроса задавались вопросы, кажущиесь наиболее тривиальными, в тоне, кажущемся наиболее небрежным, с глазами, кажущимися самой невинностью. Но она напрасно расставляла свои ловушки. О любовных похождениях других мужчин он говорил, проявляя даже больше, чем необходимо, осторожности, чтобы избежать вещей, которые молодая девушка не должна была знать или понимать. О своих собственных любовных похождениях он ничего не говорил – ни слова, ни даже намека на то, что романтика когда-либо радовала его юность. Этот случайный намек на таинственную сирийку был его первой и последней неосторожностью, если что-то столь неопределенное можно было назвать неосторожностью. Поэтому она отказалась от тактики коварства и откровенно напала на него.
– Ты, безусловно, заслуживаешь доверия, – сказала она. – У тебя замечательное чувство чести.
– В чем дело? – Спросил он, не зная хода ее мыслей.
– Женщины, – объяснила она.
– О, женщины, – повторил он. – Пришло время снова приступить к работе.
– Не раньше чем через двадцать минут. Ты заставил меня работать сверхурочно десять минут, и согласись, что я должна получить двойную плату за сверхурочную работу.
Он снова сел, немного рассерженный.
– Как я уже говорила, – продолжала она, – ты никогда не рассказываешь о себе и женщинах, за исключением сирийской девушки. Ты был ужасно влюблен в нее?
– Это было так давно. Я не помню.
– Я уверена, что она была без ума от тебя, и что ты устал от нее и разбил ей сердце.
Он рассмеялся. – Она замужем за моим другом и весит целую тонну. У них магазин ковров, и они обманывают богатых американцев! Я когда-нибудь рассказывал тебе о том, как двое мужчин в Париже купили ковер за одиннадцать тысяч франков и продали его американцу за…
– Почему ты всегда уворачиваешься? Ты действительно ненавидишь женщин?
– Не я. Как раз наоборот.
– И ты был влюблен?
– Да, был.
Ее улыбка продолжала храбро красоваться на лице, но тон