– Что же в нем такого?
– А то, – ответил Питек, – что он родом как раз оттуда, куда нам и нужно прибыть. Это большое дело. К тому же посмотри, какое тельце: первый сорт! Одна задница чего стоит. Иеромонах будет очень доволен.
– Не надо! – простонал Кошелек. Ему стало не по себе, потому что монахи, по его представлению, все поголовно были извращенцами. Говорить ему было трудно: рука по-прежнему прижимала его к коленям, а какой-то кусок расплющенной гитары больно колол в живот. – Я вам ничего не сделал!
– Это и плохо, – отозвался Рыцарь. – Для нас, а еще более – для тебя самого. Ничего, мы дадим тебе такую возможность.
– Я сделаю! Только скажите – что!
– Сказать? – вслух подумал Рыцарь.
– Большой беды не будет, – согласился Питек. – А вообще-то, Пахарь уже тут. Пусть скажет сам: подходит ему такая фигура?
Несколько секунд стояла тишина, даже Кошелек старался дышать беззвучно, он ощущал, что сейчас с ним произойдет что-то очень для него важное, и мысленно молил непонятно кого лишь о том, чтобы это предстоящее оказалось не самым крутым.
– Говорит – для начала сойдет, а если чего и не хватает, то он его научит.
– Интересно, – проворчал Рыцарь, и в этом слове явственно прозвучала обида. – Почему это он все только с тобой разговаривает, а мы что, для него уже не люди? А, Пахарь? Ответь, чтобы была у нас полная ясность перед работой.
Ненадолго тишина вернулась. Но Уве-Йорген не был настроен на продолжительное ожидание. И хмуро заявил:
– Молчит. Мне это не нравится. Команда должна быть единой, иначе…
– Да говорит он! – вместо Пахаря ответил Питек, не скрывая усмешки. – Даже кричит. Только вот ты его не слышишь.
– Вот как. А ты слышишь?
На этот раз Питек ответил уже серьезно:
– Тебе бы родиться в мое время – и не было бы у тебя таких проблем. В те дни мы с ними – с такими, кто ушел, – разговаривали свободно. И считали себя одним с ними народом. Потому и осталась у меня такая способность. Гибкая Рука тоже что-то воспринимает – хотя и куда меньше моего. А вы, поздние, такое свойство потеряли, как и много чего другого. Так что не тебе на него обижаться, скорее ему на всех вас. Все, давайте работать. Ты, парень…
Закончить фразу ему не удалось. Воспользовавшись тем, что общее внимание было привлечено к дискуссии, а Питек, ранее крепко удерживавший его, не мог говорить, не жестикулируя (эта привычка тоже сохранилась у него с той неопределенно-глубокой древности, откуда пришел и он сам), Кошелек, рванувшись, скатился с Питековых колен, шлепнулся на пол, мгновенно вскочил на ноги и вылетел в коридор со скоростью спринтера, стартующего на стометровую дистанцию. Бросившийся за ним индеец сразу отстал самое малое метра на три, и трудно сказать – смог бы догнать преследуемого, однако это и не понадобилось: сделав еще