Пора заканчивать с этим делом. Оба шагнул к камину. И застыл на полпути: снаружи от чьих-то шагов захрустел снег.
Шаги приближались. Кто-то явно направлялся к дому колдуньи.
Кто бы мог так поздно явиться к Латее? Это просто неприлично! Неужели они не могут подождать со своим лечением до утра? Неужели не могут дать отдохнуть бедной старой женщине? Некоторые люди думают только о себе.
Оба схватил кочергу, прислоненную к камину, быстро подцепил горящие дубовые поленья и выволок на облитый маслом пол. Масло, щепки, простыни и лоскутное покрывало тут же занялись пламенем. Огонь завыл, как голодный волк. Густой белый дым заклубился вокруг погребального костра Латеи.
Оба бросился к отверстию в стене, которое колдунья, словно специально для его удобства, проделала при помощи своей магии. Тогда она хотела его убить.
Она еще не знала, что он стал непобедимым.
Себастьян резко остановил Дженнсен, схватив ее за руку. Девушка повернулась и увидела его лицо в тусклом свете, льющемся из единственного окна. Сполохи этого оранжевого света, отражаясь, плясали в глазах Себастьяна. Разглядев выражение его лица, Дженнсен поняла, что следует молчать.
Себастьян бесшумно вытащил меч и неслышно прошел к двери. В этом скользящем натренированном движении сразу было видно профессионала, человека, привычного к подобным делам.
Он склонился к окну, стараясь заглянуть в него, но не ступить в глубокий снег под окном. Потом обернулся и прошептал:
– Пожар…
Дженнсен бросилась к нему:
– Скорее! Она могла заснуть. Мы должны ее предупредить.
Себастьян раздумывал всего мгновение, затем рванулся к двери. Дженнсен следовала за ним. Она не сразу разобралась в том, что увидела. В комнате плясали языки оранжевого пламени, которые отбрасывали чудовищные тени на стены. В зыбком свете все казалось нереальным, явившимся не из мира сего.
Потом она смогла кое-что разглядеть, и все стало более чем нереальным. Задыхаясь от дыма и запаха лампадного масла, она увидела растопыренные пальцы женской руки, торчавшей из-за лежащего на полу шкафа. Решив, что упавший шкаф придавил старуху-колдунью, Дженнсен бросилась на помощь.
Когда она обогнула шкаф, перед ней предстало то, что осталось от Латеи.
Дженнсен словно пригвоздили к полу. Она не могла пошевелиться, не могла даже отвести своих широко открытых глаз. Она почувствовала тошнотворную вонь, идущую от окровавленной плоти. Тогда Дженнсен наконец смогла открыть рот, но рванувшийся из ее души мучительный крик был едва слышен в шуме набиравшего силу рычащего пламени.
Себастьян быстро взглянул на то, от чего она не могла отвести глаз, но для него останки Латеи были всего лишь одной деталью из множества