…Охотник шёл по следу: невидимая нить вела его из города; превращение после Майского Эликсира происходило не сразу, часа за два-три, нарушитель вполне мог уйти в лес. Во владение сангов.
Сангов Охотник не любил – грязные, неопрятные, жрущие падаль… всё жрущие. Всё подряд. Но не трогающие живых.
Городские постоянно воевали с сангами, из принципа воевали – санги были местными, жили ещё до прихода Малого Народца; племя сангов было неистребимо – они размножались делением.
А ещё они были невкусными.
Охотник вышел из города.
Светало: верхушки деревьев на фоне серого неба смотрелись чёрными самодельными углами; птицы проснулись и начали свою утреннюю перекличку; стало холодно.
…Поляна была широкая, на такой хорошо было устраивать пикник: есть где зажечь костёр, есть где поваляться с подругой; трава была высокой и сочной. Аккурат для быков Зевса.
Зевса Охотник не любил – за последний заказ Зевс не выплатил ему ни дня жизни. Сказал, мол, Бог простит. Но не пояснил – кому простит. Зевсу или Охотнику.
Охотник повёл носом: на поляне пахло.
Нарушитель был где-то здесь.
Рядом.
Взведя арбалет, Охотник осмотрелся.
Было тихо. Очень тихо: даже птицы умолкли – то ли почуяли Охотника, то ли разлетелись по своим птичьим делам, кто их знает.
– Выходи, – негромко сказал Охотник, – не прячься. Я тебя всё равно найду. Я – Охотник. Я пришёл за тобой.
В ближних кустах кто-то громко вздохнул: Охотник мгновенно повернулся на звук и навёл арбалет; отравленная игла, чувствуя цель, налилась ярко-красным пламенем.
Кусты раздались: нарушитель вышел к Охотнику. Не таясь вышел. Открыто.
– Мать-Сука! – выдохнул Охотник, опуская арбалет. – Кобель-Отец!
Это был Единорог.
Белый как молоко, с золотой гривой и золотыми копытами. И с зелёными человеческими глазами. И с сияющим рогом на белом лбу.
Красавец Единорог – статный, молодой. Полный сил.
Единорог. Легенда. То, о чём говорилось в древних сказаниях Малого Народца. То, чего не было никогда. То, чего никогда не существовало. И не могло существовать. Как, скажем, Великий Дракон…
То, чему поклонялись и молились все.
И Охотник тоже.
– Как же так… – убито сказал Охотник.
И поднял арбалет, целясь в Единорога.
Единорог смотрел на Охотника – зелёные глаза Единорога были безмятежными… Добрыми. Всепрощающими.
– Кем же ты был до Эликсира? – Охотник медленно опустил арбалет. – Душа… Кто ты? – Единорог молчал.
Охотник снова поднял арбалет.
– Пятьдесят лет жизни, – сказал Охотник. С трудом сказал.
– Единорог, – сказал Охотник и опустил арбалет.
– Пятьдесят лет без налога, – сказал Охотник и поднял арбалет.
Единорог молчал. И смотрел на Охотника.
…Они стояли и смотрели друг на друга: единорог и пёсиголовец.
Нарушитель и Охотник.
Человек