Котенок издает жалобный писк. Марго подхватывает Атю, свалившуюся в канаву. Благодарная мордочка жмурит глазенки и ластится к ее груди. Эх, мне бы так! Как я завидую несмышленому животному.
– Показать бы ее ветеринару, – вздыхает девушка, гладит Атю по шерстке и чмокает в носик.
О, боже! Теперь я готов поменяться с котенком судьбой.
В наш тихий мир врывается рокот двигателя, с дороги сворачивает большой черный джип. Машина нагло расталкивает вечерние сумерки и неожиданно останавливается рядом с нами. Хлопают дверцы. По бокам джипа вырастают две фигуры в черных футболках и кожаных куртках. Один высокий жирный увалень, другой кряжистый крепыш с мышцами вместо шеи.
– Опаньки! Вроде про них болтал Голубок, – лениво изучает нас крепыш с лицом, похожим на помятое ведро. Ему около тридцати. Его пустые глазки над сломанным носом упираются в меня.
– Ничего киска, – сплевывает жирный, рассматривая отнюдь не котенка, а Марго. Он моложе напарника, улыбается слюнявыми губками и вежливо интересуется: – Марина Андреева?
Мечты наших малолеток начинаются именно с этого. Подъезжает добрый дяденька на дорогой машине, зовет ребенка по имени и говорит: «Я твой отец. Прости, что раньше не мог приехать». Это в детдома к памперсникам заглядывают усыновители с конфетами, а к нам школу-интернат для инвалидов фиг кто пожалует. Разве что заблудший папаша. Марго даже подалась навстречу приоткрытым стеклам автомобиля, но тут же остановилась. Во-первых, перед нами стояли молодые мордовороты, а во-вторых, она помнит, что ее папашу алкаша упекли в тюрягу за постоянные избиения жены и дочерей.
«Помятое ведро» уловил ее первую реакцию и качнул ладонью высокому:
– Пакуй телку. А я пацана обработаю, как Голубок просил.
Осклабившийся увалень с явным удовольствием грабастает Марго и тащит в машину. Котенок шлепается на асфальт и пищит от боли. Марго брыкается, отбивается и сыпет ругательствами.
– Заткни ее, Моня! – раздраженно приказывает крепыш.
Высокий по имени Моня накрывает толстой лапой рот девушки. Не тут-то было! Марго впивается в него зубами, Моня взвизгивает и жалуется старшему:
– Кабан, она меня укусила!
– Что ты цацкаешься! – Кабан накручивает на кулак девичьи волосы и пригибает Марго к земле. – Тащи скотч, лепи пасть и клешню.
Нет! Хрен вам!
Я что-то кричу и разгоняю коляску, метя в толстые бедра Кабана. Попадаю колесом. Тому хоть бы хны. Он отталкивает меня и заклеивает Марго рот.
– Займись калекой, Моня!
Я снова хочу ударить коляской, но меня перехватывают длинные руки. Моня бурчит под нос, словно вспоминает инструкцию: «Переломать ноги, но не портить фейс». Он оценивающе смотрит на мои ножки-палочки, хмурится от непонимания. «Зачем калечить калеку? Это не по понятиям», – слышу я. Моня поднимает правую ногу, и огромный ботинок толстой подошвой обрушивается на мою коляску.