Ночью отец умер.
После похорон я пришёл домой, поставил кипятить чай, взялся подметать пол. Потом бросил веник и под дребезжанье ржавого чайника написал на стене: “Господи блядь гнойный вурдалак”, – я вспомнил, как пишется буква “в”.
…Меня и Дэзи забрал дед Сергей.
Так всегда на новом месте: первые дни наполнены содержанием до предела, они никак не могут закончиться, – скажем, первые трое суток. Говорят, потом дни здесь начинают кувыркаться через голову, стремительные, совершенно одинаковые.
На второе утро мы вымели грязь, помыли полы, сложили в большой ящик гранаты, похожие на обмороженные гнилые яблоки, установили три обеденных стола – для офицеров и для двух взводов. Пацаны из нашего взвода полезли на крышу – осмотреть как следует окрестности и толком оборудовать посты.
На крыше я открываю вторую за начавшийся день пачку сигарет, Слава Тельман из нашего взвода тут же угощается, он всегда на халяву курит.
Мы обустраиваем небольшими плитами гнездо для пулемёта на фронтальной стене школы, прямо над входом. На углах крыши выкладываем кирпичом, мешками, набитыми песком, ещё четыре поста. На каждом из постов – по две бойницы.
– Всё равно – лажа, – говорит Шея. – Один выстрел из “граника” – и…
Тем временем пацаны из второго взвода в овраге за школой, с той стороны, где нет забора, ставят растяжки.
Потом все вместе приступаем к постройке двух дотов по разным сторонам школы.
Начштаба нашёл в подвале цемент, песок, брус. Среди бойцов отыскались мастера на все руки.
В работе видно, насколько, с переизбытком, здоровы наши пацаны, легко берущие вес, который и четверо взрослых мужиков не взяли бы.
Иные бравируют своей силой, но в меру.
Звучит и потрескивает на лету весёлая, непрестанная матерщина.
Семёныч время от времени просит по рации посты на крыше смотреть во все глаза: едва ли не весь отряд толпится в школьном дворе – один выстрел из подствольника, и сразу будет мясной урожай.
Заботливо украшаем не доделанные толком доты маскировочными сетями.
Полюбовавшись на дело крепких и цепких рук своих, собираемся обедать.
Отведав щей и гречки с тушёнкой, позвякивая тарелками, тянемся мыть посуду.
Те, кому ме́ста возле умывальников не достаётся, идут курить или ещё куда.
Я, по любимой привычке, смолю, запивая дым горячим чайком.
Мо́ю тарелку, возвращаюсь к своей лежанке в “почивальне”, как мы прозвали наше помещенье, пытаюсь улечься и, только коснувшись затылком подушки, слышу взрыв. Грохает где-то неподалёку, вроде бы на втором этаже… с потолка сыпется побелка. Вскакивает с места и лает Филя, ночующий вместе с нами, под кроватью сапёра Старичкова.
“Началось…” – думаю я, спрыгивая с кровати и ещё не определив для себя, что именно началось. Тяну за ствол лежащий под подушкой автомат.
– Кто-то подорвался, – тихо говорит со