Он растерялся и вяло промямлил:
– Ну я же сказал…
Она вышла на лестничную клетку.
– Спасибо за суп! Такая честь – поесть рядом с гением. Ну, раз уж не поговорить.
Он не нашелся и медленно закрыл дверь.
– Три – ноль, – сказал Городецкий вслух. – А я – старый осел.
Завтра, пообещала она себе, завтра – или пошлю его ко всем чертям. Достаточно! Неврастеник. То позвал, то послал. Передумал. Ну и черт с ним! Пошлю их на пару – Городецкого этого и Попова, любимого шефа.
Она нервно вела машину. На работу возвращаться не хотелось, и она позвонила секретарше Милке и сказала, что «на задании». Милка беспечно отмахнулась: шеф, мол, рванул в Тамбов к заболевшей теще и вернется дня через три, не раньше, по редакции брошен клич «расслабляйсь», и она, Милка, тоже «сваливает на хрен, потому что достали».
Домой совсем не тянуло. Видеть бойфренда Сильного – тем более. На дачу к отцу… Ну уж нет. Никого не хочется видеть, слышать, слушать и утешать.
Анна припарковалась у итальянского кафе и с удовольствием устроилась в глубоком кресле, наслаждаясь тихой музыкой и слабым жужжанием кондиционера. Кальцоне, гигантский итальянский чебурек, была прекрасна. И капучино, и панна котта – все свежайшее и вкуснейшее. Жизнь показалась не такой непереносимой.
Анна вышла из кафе и достала телефон, звякнувший эсэмэской. «Простите и не сердитесь, если получится», – высветилось на дисплее.
Она довольно усмехнулась и громко сказала:
– Получится! Скажи спасибо хорошему итальянскому повару.
Ему и вправду было неловко. С девицей все понятно: суп сварила в корыстных целях, Тимур и его команда ни при чем. Он ей нужен – она и канкан спляшет, и гопак. А вот он… «Нехорошо, ей-богу! Истерик какой-то, а не мужик. Чего я боюсь, спрашивается? Ее вопросов? Так не понравится – пошлю подальше. Я же не детектору лжи отвечаю. Да и чего бояться? Только своей совести. А не этой соплюхи. Хотя поколение, конечно, – не чета нашему. Другие. Совершенно другие. И друг друга нам понять сложно. Конфликт поколений. А ей – пятерку! Нет, правда, с такой «недурой» приятно иметь дело».
Он стал припоминать лицо журналистки. Вроде ничего примечательного, но притягивает. Нежные, высокие скулы. Смуглая кожа. Серые глаза. Хорошие волосы, густые, блестящие. Почти никакой косметики: чуть блеска на губах и чуть-чуть румян. Одета просто: светлые брючки и майка на бретельках. Понятно, жара. Да и все они не заморачиваются: нацепят джинсы, рубашку, тапки на ноги – и вперед.
Он вспомнил, как девушки его поколения выходили из дому. Боже мой! Сколько почти нечеловеческих усилий! Стрелки на глазах до висков. Полкило туши, словно мех на ресницах. Начесы и шиньоны. Алюминиевые бигуди на всю ночь. Тонны лака «Прелесть». Шпильки. Колючие чулки на резинках (бр-р). Узкие синтетические юбки и платья. Все колкое, во всем жарко. А они держались. Да еще и шествовали как королевы. А эти… Шаркают, загребают, летят, торопятся. Ни грации, ни беспокойства об изъянах наряда. Всем своим видом показывают: я хороша, и я себя устраиваю. Но