– Жизнь многолика. Я бы не стала судить.
Маша быстро поднялась, давая понять, что беседа окончена. Гостья взглянула на большие электронные часы в студии и обиженно встала с места.
– Уже четыре. Мне давно пора.
– Вас проводить?
– Я помню дорогу. – Психолог на несколько секунд задержала на Маше прищуренный взгляд и все же не удержалась: – Не надо вам усыновлять. Эти дети не оправдывают ожиданий родителей. Они не обязаны вас любить.
– А мы ничего не ждем, – Маша смотрела пожилой женщине прямо в глаза. – Просто есть желание помочь человеку выжить. И все.
– Тогда это опека, – профессорша обрадовалась возможности зафиксировать наконец «ничью», – если вас устроит просто дать путевку в жизнь. В семье, конечно, больше возможностей. Только бога ради не настраивайтесь на то, что он станет родным.
– Спасибо за совет.
– Будут вопросы, звоните.
– Конечно.
Они церемонно распрощались и дали друг другу обещание «оставаться на связи». Еще одна глупая и ничего не значащая формула новой речи. Маша твердо знала, что профессорше она больше не позвонит. Ей до смерти надоели пустопорожние рассуждения. Если бы эта дама вырастила хотя бы одного усыновленного ребенка, ее можно было бы выслушать, а мудрый совет – принять. В противном случае она, Маша, предпочитала роль неверующего Фомы. Когда ей в следующий раз понадобится комментарий психолога, попросит редактора пригласить кого-нибудь другого: желающих оказаться в эфире солидной радиостанции пруд пруди. А с этой дамой она не желала больше говорить: как минимум до тех пор, пока у нее не появятся жизненные опровержения или подтверждения сказанных ею слов.
Маша заглянула в комнату к редакторам: продемонстрировать трудовое присутствие, перекинуться парой слов, а заодно сочинить вступительную часть к интервью. Она болтала, смеялась, шутила, но в голове все еще звучала фраза «Вы лучше позвольте своему ребенку вырасти так, как нужно». Вернулась в студию, записала подводки к программе и попросила при монтаже удалить все, что касалось детей-сирот. Ребятам можно довериться: сделают как нужно и не станут болтать лишнего. Потом спустилась в буфет выпить кофе.
В глубине души Маша знала, что профессорша права: нельзя ей никого усыновлять. Она не сумела как следует воспитать собственную дочь, а значит, попросту не имеет морального права на приемных детей. До сих пор Маша не могла отделаться от чувства вины перед Дашей за многие ошибки своей юности. И главная из них заключалась в том, что не мечтала она о дочери, не ждала малыша. Занятия в школе приемных родителей только подтвердили худшие опасения: мысли и чувства матери во время беременности и во время родов материальны – от них зависит не только характер, но и будущее ребенка. Совсем не так, как случилось это в ее жизни, дети должны появляться на свет.
Время от