– Женский алкоголизм не лечится. – Он наморщил лоб, не желая возвращаться назад, в ненавистную аудиторию. – А, как известно, яблоко от яблони…
– Не будь ханжой! Я тебе миллион раз объясняла: лечится, как и любой другой. При условии, что кто-то будет поддерживать и любить. И по наследству не передается!
– Не убедила.
– Тогда что мы с тобой здесь делаем?
– Вопрос не ко мне.
– Но мы же давно все решили. Если начали, нельзя отступать. Дети не должны…
– Закрутилось-понеслось. – Олег раздраженно закатил глаза так, что под веками устрашающе сверкнули только белки, и отвернулся.
– Нет, ты послушай! Ребенок не виноват, что его мать не справилась. Ему нужна помощь, а не клеймо.
– Ты сейчас кого пытаешься убедить? – перебил он ее нетерпеливо.
– Тебя.
– Да? А мне кажется, саму себя.
Маша ответила не сразу, за несколько секунд молчания ее запал пропал.
– Я тоже живой человек, – прошептала она, – и у меня есть сомнения.
– Так вот ты сначала с ними разберись. А потом втягивай остальных. Второй месяц я трачу на эти бредовые занятия каждый свой выходной. Я устал. Я хочу обо всем забыть.
Олег сорвался с места и, запрыгнув в машину, резко повернул ключ зажигания. Маша едва успела забраться в салон следом за ним. Автомобиль зарычал разъяренным зверем и вылетел на дорогу, едва не столкнувшись с испуганно затормозившими «Жигулями».
Муж и жена ехали молча. Олег сосредоточенно рулил и нажимал на педали. Маша, отвернувшись от него, смотрела в окно на утопающую в первой зелени Москву. Лицо Любы все еще стояло перед глазами. Ролан Быков решил, что девочка отправится на небеса – дети не могут так жить. Но сама-то Нина никуда не исчезла. Похоронив, одного за другим, сестру (в этой, первой, смерти мать обвинила ее), брата и мать, она оказалась в детском доме, где и выросла. Как могла. Вовсе не для того, чтобы стать счастливым человеком…
Маша словно все еще видела на экране полупрозрачный наморщенный лобик Любы и ее раскосые глаза, в то время как за стеклом автомобиля проплывали вывески ресторанов. Возле каждого замерли в ожидании автомобили с блестящими боками. Хозяева «Лексусов», «Мерседесов» и «БМВ» наполняли субботние залы веселым гомоном и сигаретным дымом. Успешные люди отдыхали от великих трудов. Маша завидовала их заслуженной праздности: в отличие от нее самой этим хорошо одетым мужчинам и женщинам не мерещилось каждую секунду, что где-то рядом, невидимые и неслышимые в городской суете, плакали от родительских побоев маленькие Любы. Сотни тысяч Люб.
Маша закрыла глаза – слишком четко проступили сквозь лобовое стекло детские лица. Она не могла утихомирить подлое воображение: в каждой хмурой мордашке встречала серьезный младенческий взгляд собственной дочери. Кто угодно мог осуждать плохих матерей, всякий имел на это право. Но не она. Ей было слишком хорошо известно, как непросто справиться с