Если поэт в России – больше чем поэт, то уж битлы были точно больше чем битлы. Потому что любой юноша, живший в любой стране, включая социально и идеологически близкую Польшу, чувствовал, что он живет с битлами на одной планете, дышит одним (или почти одним) воздухом и встреча с ними в принципе реальна – теоретическая возможность оказаться на концерте или купить новый альбом в магазине делала их достижимыми и оттого не настолько волшебными.
Исключение составляли Китай, Северная Корея и наша родина. Мы жили на другой планете. И мы хорошо знали, что значит слово «никогда». (Какое счастье, что мы ошибались!) И крохотные осколки всего битловского, чудом перелетавшие через ржавый уже железный занавес на нашу сторону, обретали ценность даров иного, высшего, мира.
Поэтому, кстати, и девушки смотрели на всех нас не совсем такими глазами, какими они смотрят сегодня, скажем, на «Иванушек» или «Мумий Тролля». Сегодня это общепринятое легальное фанатение, поддерживаемое и приветствуемое разными средствами массовой информации, – в общем, так, как это всегда обстояло там, за кордоном. У нас же даже оказаться на сейшене где-нибудь в середине семидесятых значило уже попасть в касту избранных и посвященных – невероятно сложно, безумно желанно и немного опасно. И на сцене, заставленной жуткими ящиками и опутанной проводами, стояли не просто волосатые мальчики в самостийных клешах – а носители того, горнего битловского, света. И это не могло не отражаться в девушкиных глазах. Человек с гитарой обретал мощь вожака.
Что за древняя сила природы заставляет особей женского пола стремиться к вожаку стаи?
Не могу сказать, что мы этим злоупотребляли.
Но не могу сказать, что мы этим не пользовались.
Любовь была напрочь лишена меркантильности – во-первых, по причине отсутствия денег у всей нашей среды – благодаря наличию родителей мы не голодали и даже могли раз в год, скопив сообща, купить какой-нибудь усилитель «Регент-30» производства ГДР. (Несмываемая печать социализма лежала на этих изделиях.) К тому же при желании удавалось скинуться на портвейн (желание, надо сказать, возникало ежевечерне). Но денег на удовольствия никогда не было. Да не было, впрочем, и удовольствий, на которые их можно было бы потратить.
(Хотите представить себе вечернюю Москву семидесятых? Езжайте в Могилев. Только прямо сейчас, а то и там откроют какие-нибудь увеселительные заведения или хотя бы зажгут витрины.)
Но дело даже не в этом – допускаю, что у кого-то вне нашего круга деньги были – были же и фарцовщики, и дети членов ЦК. Но светлый дух хиппи витал над нами – деньги были не модны. Это был дурной тон. Хорошим тоном считалась система аск.
Это означало настрелять денег на баллон у добрых прохожих, вертясь у магазина «Российские вина», что на улице Горького,