Будильник освободил меня от самого страшного сна в моей жизни…
Глава 5
Похоже, когда во сне я поднималась на башню, а потом скатывалась с горы, у меня поднималась и падала температура. Проходя в туалет мимо кухни, я бросила:
– Мам, я заболела, где у нас градусник?
– Я думала, хоть этой весной обойдется без гриппа, и прививку вроде делали, – она принесла мне в комнату чай, горячий бутерброд с вареной колбасой, шипучий «Терафлю» и градусник.
– Я побежала, если что, я на связи, звонить буду каждый час,– сказала, убегая на работу. Конечно, никто каждый час звонить не будет, при ее рабочем режиме, по которому даже туалетную комнату посещают по графику. Мама работает в Сбербанке простым операционистом, и если следовать логике "сапожник без сапог", денег и вправду у нас никогда не было. То есть они, конечно, существовали гипотетически, ведь на что-то мы худо-бедно питались и одевались, но так, чтобы я видела хоть их какое-то многокупюрное количество, – ни разу. Для свободного расхода и незапланированной покупки их не было никогда. Но к тому, чего не имеешь, не образуется привычка, это как не пробовать с рождения шоколад по причине аллергии и всю жизнь не хотеть его. Вот, скажем, на деньги у нас наследственная аллергия.
Хлопнула дверь, ключ провернулся два раза, заперев меня в квартире один на один с коварным вирусом. Когда жар поднимается до сорока, моя кровать начинает бредовые полеты вверх и вниз, как гроб с панночкой в «Вие». От этого начинается кинетоз, я даже как-то почитала о нем в Википедии, – это когда вестибулярный аппарат фиксирует ускорение движения, а глаза нет. Поэтому рядом с кроватью мама мне ставит желтый пластиковый таз, даже при взгляде на который кинетоз усиливается. Внутри моего организма разворачиваются военные действия. Вирус от места десантирования за день совершает марш-бросок вверх, в носоглотку и вниз, в бронхи, и в местах новой дислокации разворачивает длительную оборону, прорвать которую не могут ни самые сильные лекарства от кашля, ни капли от насморка.
Горячий бутерброд, одиноко оставшийся на тарелке, превратился в лодочку, сыр с колбасой завернулся вверх, а лист петрушки торчит сбоку как весло.
Когда температура падает до тридцати восьми, я засыпаю, проваливаясь в сон, как в колодец.
Сон пятый
Я стою у дома Макса; вечер, в окне горит свет. Дом пятиэтажный, кирпичный, серый, старый, деревья, густо растущие вокруг, гораздо выше него. Дверь балкона в торце здания на втором этаже приоткрыта, и в ней зажата занавеска. Я точно знаю, что это его балкон. Сквозь