И поковылял в сторону раздевалки.
Мамайкина фыркнула, догнала меня, вытерла руки о мою футболку и гордым шагом проследовала к Лазеровой. Пусть включит это в свою книгу.
До раздевалки я доковылял с трудом и покачиваясь. Бухнулся на скамейку, вытянул ноги. В горле стоял мерзкий яичный вкус, в желудке сидел камень, начинало тошнить и пучить. Я пытался отдышаться.
Тупо.
Как тупо подавиться яйцом. Хотел показаться во всем блеске, а подавился яйцом. А она меня спасла. Теперь она будет думать, что я ей обязан жизнью. И решит, что я должен ей поклоняться. Точно, решит, что я должен ее боготворить. Может, даже портфель придется носить, рюкзак то есть. Ужасно. Стремно. Чего я пошел на эту физкультуру? Надо было задвинуть, просидеть в столовке…
А главное, и сам я буду думать, что она меня спасла. Все равно буду думать, ничего с собой не сделаю.
Я вскочил и принялся ходить туда-сюда по раздевалке. Мне даже стало казаться, что она это как-то специально устроила. Заманила меня к этому чертовому яйцу…
Бред. Стал впадать в бред.
Спокойствие. Тишина.
Минут через десять со стороны спортзала послышался вялый свист.
Еще через минуту коридор наполнился дружным топотом, и в раздевалку влетела потная толпа лицеистов.
Гобзиков одним из первых.
Я поморщился. Про Гобзикова я совсем и забыл. Вообще, в мои планы входило отпроситься с физкультуры минут на десять пораньше, быстренько одеться, перевесить куртку Гобзикова на место и живо свалить. Но с этим дурацким яйцом я совсем забыл про Гобзикова, про шкафчик Карапущенко, даже про давешнее приключение возле «Хаммера» Автола и то забыл.
Гобзиков увидел свою одежду на подоконнике, увидел в шкафчике мою куртку, все понял.
Я встал. Я хотел разобраться мирным путем, потихонечку, но потихонечку не получилось – в раздевалку проник Чепрятков.
– Так-так, – сказал охочий до шоу Чепрятков. – Я смотрю, ты, Кокос, на Гобзикова круто наехал…
– Да не наехал я… – Я попытался замять дело. – Просто…
– Гобзиков, он на тебя наезжает, а ты стоишь и смотришь! Вломи ему!
И Чепрятков подтолкнул Гобзикова ко мне.
– Слушай, Гобзиков… – начал объяснять я.
Но Гобзиков не захотел ничего слушать, он быстро шагнул ко мне и ударил в живот. Тупо так, неумело совсем.
Правильно и сделал, по-другому было просто нельзя.
Я успел сместиться назад, и удар пришелся по касательной. Гобзиков снова кинулся на меня, размахивал рычагами, пузырился.
Мне ничего не оставалось, как ответить.
Глава 5
Объективное вменение
Шнобель вертелся перед стеклянной дверью. Пытался отразить собственную спину.
– Слушай, Кокос, – сказал он, – посмотри, а? Мне кажется, что там что-то не так. На спине у меня. Посмотри, а?
– Все у тебя в порядке, – ответил я.
– Мне кажется, что-то не так… Что-то мешает…
– Знаешь, Нос, мне сейчас совсем не до твоей чертовой спины…
– А, понимаю, муки совести…