– Маму? – Пал Егорыч нахмурил брови. – Но у тебя же нет матери? Только отец.
– У меня есть мама. – Упрямо уставился в его глаза. В груди снова начинает подниматься злость. – Она просто далеко.
То, что я без понятия, где именно моя мама и родной отец, упоминать не стал. Ни к чему это. И вообще, не тема для обсуждения.
– Понятно. – Пал Егорыч, отвел взгляд первым и начал медленно прохаживаться мимо меня.
Какое-то время, он просто прохаживался, заложив руки за спину, и кажется, совсем забыл о моем существовании. Лишь сосредоточенный взгляд, направленный в одну точку, говорит о том, что учитель о чем-то усиленно размышляет. А я… Я вновь погружаюсь в себя, обдумывая со всех сторон произошедшее.
А плевать… Раз уж так получилось. Отчислят, значит, буду пахать на пасеке. Отец – вот, опять же, тоже образования лицейского не получил. И вообще, неизвестно, учился он где или нет…
С драки, мысли перетекают на приемного отца. Вроде, десять лет уже с ним проживаю, а так подумать… Я ведь ничего о нем не знаю. Ну, так… Что он отставной офицер. Полковник. Что раньше у него был родной сын, который погиб незадолго до того, как меня подобрали на той зимней дороге.
Что еще? Хм… Раньше отец был богат. Это я знаю. Но потом сгорела пасека, почти полностью, и с финансами у семьи начались проблемы. Видел я те пожарища недалеко от поместья.
Сейчас у нас и десятой части от тех пасек не имеется. Всего-то ульев двести. Но на жизнь хватает, чего уж жаловаться-то. Плюс, в лесу борти имеются, из которых мы, с отцом и дядькой Акимом забираем мед диких пчел. Очень уж он ценится на рынке.
И… на этом все. Иногда отец уезжает в столицу Союза, по каким-то делам. Но меня с собой никогда не берет. Самое дальнее, где я был, это губернская столица. Но там мне не нравится. Шумно и людей много. То ли дело здесь…
Единственное, что меня тревожит в варианте с возвращением домой, это как отнесется отец к нарушению мною данного слова… Может ведь и вовсе из дома выставить. Или не может?
Кто я ему… Чужая кровь. Приемыш… Хоть отец никогда, ни словом, ни делом не давал понять мне, что я ему чужой, и, вообще, старался уделять внимание… Но я-то помню…
От мысли, что могу лишиться семьи, пусть и приемной, но все же, на душе заскребли кошки и такая тоска накатила, что хоть волком вой…
– Значит, так, Марк. – Из тяжелых мыслей меня вырывает голос Пал Егорыча, прекратившего ходить по кабинету и вернувшегося за свой стол. – Поступим следующим образом. А, черт… – из рук учителя выпадает ручка, и он прерывается, ныряя под стол, чтобы ее поднять.
– Так вот. – вынырнув обратно, Пал Егорыч вытащил из ящика стола лист бумаги и что-то быстро написал, после чего протянул его мне, предварительно сложив в четыре раза, чтобы не видно было написанного. – Это передашь своему отцу.
Беру письмо в руки и тут же сую во внутренний карман куртки. Кажется, я начинаю понимать,