3
Вторник
Второй день после бомбардировок
Когда Френсис проснулась, то долго не могла понять, где она находится. Постепенно, щурясь на яркий проем окна, она стала узнавать гостевую спальню «Вудлэндса»: изъеденное молью одеяло на гагачьем пуху – выцветший артефакт славной жизни Сесилии в ее родительском доме на Линкомб-Хилл, умывальник с вешалкой для полотенца, туалетный столик и пухлый табурет с обивкой розового цвета. Из окна доносились далекие звуки строительных работ, а внизу, на кухне, гремела кастрюлями Пэм, беседуя с Псом, который время от времени гавкал в ответ. Окно было открыто, свежий воздух шевелил занавески и шелестел длинными листьями стоящей на подоконнике лилии. Все это вызывало умиротворение. Именно с этим ассоциировался у Френсис «Вудлэндс» – ощущение чистоты и безмятежности. Такое чувство дает широкая, ласковая тень ветвистого дерева в жаркий день. Или таинственное царство под огромными листьями ревеня в их саду, где она пряталась от всего мира в далеком детстве.
В этот краткий миг пробуждения Френсис казалось, что ничего не произошло, но как только она встала, то сразу стало ясно, что шум за окном вовсе не от строительных работ – это сносят остатки разрушенных домов, и в воздухе все еще ощущается запах гари. Затем она вспомнила о Дэви, и к ней вернулась душевная боль, а потом и стыд.
Френсис не помнила, как вчера вернулась в «Вудлэндс». Она проснулась в одежде, простыни были перепачканы. Туфли, которые она скинула, по-видимому уже лежа в постели, валялись рядом с кроватью. Подойдя к зеркалу, Френсис сняла с головы повязку, чтобы осмотреть рану, и обнаружила, что волосы слиплись от грязи и торчат в разные стороны. У нее были каштановые, слегка вьющиеся волосы, которые давно пора было подстричь. Неожиданно Френсис показалось, что она видит в зеркале совсем другое лицо – светло-карие глаза, мечтательный взгляд, знакомая линия губ, тяжелый подбородок – слишком тяжелый, сокрушалась мама и просила ее отрастить волосы, чтобы немного сгладить этот недостаток. Френсис почти ожидала увидеть эту маленькую девочку, но та исчезла, и Френсис снова узнала себя – со следами прожитых лет, впалыми щеками и мелкими морщинками на лбу. Однако теперь она была почти уверена, что в ней по-прежнему живут чувства той, восьмилетней, Френсис, когда пропала Вин, а Иоганнес был арестован. И эти чувства подсказывали ей, что надо было делать все по-другому, правильнее и лучше, а возможно, чего-то не делать вообще. От таких мыслей Френсис разнервничалась. Ей вдруг показалось, что за ней то ли следят, то ли она опаздывает по очень важному делу.
Френсис спустилась на кухню, и первое, что бросилось ей в глаза, – покатые плечи Пэм и тесемки ее фартука, туго связанные бантом на широкой талии.
– Вот она, – энергично заговорила Пэм, оглянувшись. – Собственной персоной! Френсис, дорогая, скажи мне, ты собираешься принять ванну перед работой?
– Перед