Включи моё солнце. Майя Неверович

глазами, тогда рассказывали, так это то, что мать её ехала в поезде, без билета. Очень уж просилась до Краснодара. Пожилой проводник сжалился. А у неё в пути схватки начались, пришлось в Мясногорске вызывать скорую. И если мать – та, что её зачем-то девять месяцев носила, а потом просто бросила и сбежала, лишь написав, что «девочку зовут Леночка Невинная» (до сих пор, кстати, непонятно: это реальная фамилия или аллегория), то проводник, посторонний дядечка, звонил в больницу и спрашивал, как малышка. Говорили, что он даже плакал в трубку, когда узнал, что мать кукушкой оказалась. Но это уже из области городских легенд, которые никто не опровергает, но и не подтверждает.

      В горле застрял ком, в глазах неприятно щипало. Не привыкла она показывать слабость. И сейчас не будет. Поиграв скулами, Лена решила, что очень хочет пить. Отвернулась к раковине и, включив воду на всю, тихо спросила:

      – И что тут такого? Чья-то мама приехала за ребёнком.

      Анжела стояла в проёме, притихнув. Она слишком хорошо знала подругу и понимала, что самое худшее – начать её успокаивать. Ленка из тех, кого действительно лучше не трогать и дать досчитать до трёх. Она перевела взгляд на Татьяну Петровну. Но та смотрела на её подругу.

      – Она назвала имя и фамилию ребёнка. И сказала, что рожала в этом городе. Конечно, мы были в шоке. Стояли сначала, переглядывались. Мы-то знали из дела, что мать не местная и сбежала. А тут, спустя столько-то лет.

      Кому-то знакомо чувство, будто ты разбитое зеркало? Лена буквально физически почувствовала, как разбилась на тысячи мелких осколков. Смятение, недоверие, обида и непонятное чувство – то ли радости, то ли надежды. На что? Ведь она больше не приходила? Никогда?

      Девушка всё ещё стояла лицом к раковине. Надавив на кран и выключив воду, она беззвучно шевелила губами, но конечно никто не видел. Было так страшно спросить это вслух. Осколки продолжали бить в самое сердце и раскалывать душу на маленькие частички. Остро, больно. До рези в глазах. Нет. Никаких слёз. Только сейчас она услышала тишину, которая стояла в кухне. Гул холодильника, лай собаки, машина проревела мотором, проезжая мимо двора… И тишина. Все молчали. Пришлось повернуться и задать этот вопрос вслух:

      – И что ей сказали? Почему я её не увидела?

      – Алёнушка, ты же понимаешь. Кто пустит к ребёнку человека с улицы? Я сама так обрадовалась. Ну, мало ли, что у неё тогда случилось. Но она одумалась, приехала. Я ей объяснила, что нужно сделать, куда обратиться, чтобы в правах восстановиться.

      – А она?

      – Кивала. Ничего не говорила. Развернулась и ушла.

      – И больше не приходила? – вопрос скорее звучал утвердительно.

      Татьяна Петровна покачала головой. Она понимала, что своим рассказом разбудила вулкан эмоций. Леночка, обычно сдержанная и скупая на эмоции, сейчас менялась в лице с каждой секундой, с каждым сказанным словом. У неё в глазах отражались все переживания. Может, не стоило говорить? Вот дура старая! Только разбередила спящие раны. Она ведь, по сути, всё ещё ребёнок. Брошенный в жестокий мир взрослых. Пожилая женщина