Мне катастрофически не хватает общения, но людей я боюсь!
– Да, надо на работу, – продолжал поучать Белорусов. – Там ты будешь в коллективе…
И коллективов я тоже боюсь из-за школы! Что со мной никто не будет разговаривать, и меня будут травить. ВООП – наш чудо-коллектив! Ни подарков тебе к праздникам, никакой помощи! Одни sweet dreams.
– Слушай-ка, Алька, – сказала Наталья Николаевна, – а у тебя нет денег, чтобы поступить в техникум?
– Нет.
Я не знала, что такое – техникум, думала один из синонимов ПТУ.
– Я позвоню тогда Новохатскому. Он – наш, за коммунистов.
Я удивилась: учебный год давно начался, какое сейчас поступление? Значит, курсы какие-нибудь.
Наталья Николаевна выдала мне мои сто рублей, и я чуть не плача, поблагодарила. И, приободрившись, рассказала о скандале с толстой тёткой в чёрном, которую была готова растерзать там, на лестнице, за поддержку ельцинского режима. Но Коломейцева проявила удивительную лояльность:
– Надо было просто оставить тот дом!
Алексей Андреевич остался дежурить до шести вечера (дело было в одиннадцать утра), а Коломейцева пошла, как всегда, в администрацию (в молодости она работала в горкоме партии инструктором, и до сих пор не может этого забыть). У китайской стены она всё мне выговаривала:
– Ты не маленькая! Тебе двадцать лет! Это Юля у нас несовершеннолетняя…
– Мне нет двадцати лет!
– А когда же будет? – оживилась Наталья Николаевна. – Случайно не седьмого ноября?
– Да нет, чуть позже.
– Тогда надо Дормидонтову сказать, чтобы он тебе пьянку устроил. Не переживай. Ты девчонка грамотная. Всё схватываешь на лету, имеешь свое мнение.
Так Наталья Коломейцева оказалась вторым после Сафронова человеком, от которого я услышала о себе доброе слово.
Я так обрадовалась! Маме похвасталась, а она как заорёт:
– А на что ты будешь устраивать?! У тебя деньги есть?!
Она всерьёз испугалась, что меня – обязывают, а если я не послушаюсь, то со мной сразу что-то сделают.
На Колыму отправят.
28 сентября 1999, вторник
Всё хожу с этими газетами.
Заходила в штаб, сегодня Борис Дмитриевич дежурит.
– На работу устроились? – как всегда, спросил он.
Но на этот раз мне есть, чем похвастаться:
– Меня в котельную обещали устроить!
Саянов даже застыл, как изваяние.
– Это ужасно! Я в молодости там работал. Там жарко…
И я почувствовала себя обречённой нищенкой.
1 октября 1999, пятница
Прихожу домой – мама вся в слезах. Вдруг она про ВООП узнала, про самоубийство, или же книжку трудовую мне назад принесли?
Всё мимо. Мама даже оправдываться стала:
– Я плачу не из-за Вити, а из-за дома! Ничего дед нам не оставил!
Мама плачет редко, но если уж начнёт, то повизгивает, как собака. И из-за мужа-пьяницы никогда не плакала, я не видела.
Там,