5
Уходит огненно и долго
еще один тоскливый день —
играет музыка без толку,
и в доме чья-то бродит тень.
6
Прошлое счастье – потеря,
будущего – не видать.
На ночь и окна и двери
незачем мне закрывать.
Пусть будет в комнате ветер
всклочивать темную муть —
я всё равно до рассвета
глаз не сумею сомкнуть.
В кресло, под голые стены,
сяду, укутаюсь в плед.
Будут вошедшие тени
молча в глаза мне смотреть.
О, как знакомы их лица!
Нежность в улыбке храня,
«Что же, – спрошу, – им не спится,
им, позабывшим меня?»
7. Муки памяти
В который раз всё как тогда —
ножа уперлась в сердце сталь.
И начинается беда:
однажды проклятый февраль.
8. Два четверостишия
I
А это было – сладкое виденье,
хотя его я проклял в черной мгле.
Оно потом вернулось вдохновеньем
и долго душу согревало мне.
II
Велик был тот – сказавший: «Время
и успокоит нас и умертвит».
И вот уже былое бремя
как пух легко… Совсем не тяготит.
Ответ другу
Ты говорил про тайный звездный свет,
Про сны, которые сам Бог рассудит —
Про то, чего давно уж больше нет,
И никогда теперь уже не будет.
С. Луначарский. Посвящение А. Кирдянову
Нет, будет, дорогой Сергей,
и будет вечно, как Галактика,
таинство звездное ночей,
пока на свете есть романтика.
Да, я больной от красоты,
ты не больной, ну и напрасно.
Поля, березы и цветы…
Цветы! —
До хрипоты
кричу,
что жизнь прекрасна!
Иллюзий нет – есть волшебство:
в тебе, во мне, как в жилах – кровь.
И спросишь ты: «А где ж оно?» —
не в силах отыскать его…
«Ну, а любовь, – спрошу, – любовь —
не волшебство?»
Да, души тел сильней во всем.
Твержу я это смело, осознав.
…А что прекрасное – в простом,
мой друг,
ты в этом стопроцентно прав!
Пять вечеров
Как нефть – черна, черна она —
волна мелеющего моря.
И густо-желтая луна —
над молом слева, мне на горе.
Под этим небом я – чужой,
меня не принял этот город —
большой – больной, больной – большой,
Конец