Миновав мохнатый полог и оказавшись в соседнем помещении, Грон вдохнул полной грудью, поймав себя на мысли, что к нему ощутимо быстро возвращаются силы. Не желая прерывать поток свежего воздуха, Грон довольно уверенно потянулся к выходу, когда его остановил грубый голос, долетевший с улицы.
– Ведьма, ты ведь знаешь, что с тобой будет, если это окажется ложью.
Грон замер на середине пути. Осматривая аскетичную обстановку комнаты, он лихорадочно решал, что ему делать. Значительную часть помещения занимала почерневшая печь, возле которой приютилась жесткая лежанка. Около покосившегося стола – три табурета и открытый шкаф, на полках которого теснилась кухонная утварь, холщовая тара и чем-то наполненные разнообразные емкости. Единственное скромное окошко, затянутое желудком животного, слабо справлялось с функцией освещения. Грон, как ему казалось, быстро покинул центральную часть комнаты и, прижавшись к стене, постарался унять сбившееся дыхание. Мутная пленка оконного проема не позволяла рассмотреть, что происходит на улице, но в этом Грону помогла едва заметная щель в стене.
– Ты мне угрожаешь, Дилос? – возмущенно спросила старуха, сверля взглядом мужчин в пепельных шкурах.
Память Грона услужливо подсунула информацию об этой троице. Напротив старухи стоял ученик шамана Пакнита и два воина из личного отряда брата Грона. Правая рука старухи неторопливо поглаживала голову рослой собаки, которая всем своим видом показывала преданность хозяйке.
– У нас нет времени. Отойди в сторону, иначе… – широкоплечий воин сделал шаг, вынимая из ножен полуторный меч, но тут же шарахнулся обратно. Лохматый охранник ведьмы басисто зарычал и мгновенно увеличился в размерах.
– Я вынужден доложить верховному шаману Пакниту, – растерянно проговорил Дилос, отступая назад и не сводя взгляда с огромного пса. – У тебя есть три дня, чтобы привести его к нам!
– Ты уже дважды угрожал мне. Мне надоело, – поднимая голову, жестко ответила старуха. Воины явно занервничали, попятились, с опаской отслеживая движения ведьмы. – У Пакнита здесь нет власти…
Белая пороша за спиной старухи начала таять, открывая тёмную почву, на которой появился силуэт знакомого Грону старца с длинным кривым посохом. Старик резко развернулся и посмотрел пустыми глазницами на Грона, словно и не было между ними преграды. Грон отпрянул от стены, желая избавиться от взгляда старика, но пронзительная боль тут же напомнила о себе и сдавила грудь. Грон прикрыл глаза и, пытаясь удержать равновесие, снова уткнулся в стену.
– Ты рано встал, – услышал Грон: в дверном проеме стояла старуха,