Тогда Джим крикнул:
– Поднимай ее в воздух! Она готова для жреца!
Он выхватил из крепления под поперечным брусом дубинку. Конец этой дубинки был утяжелен свинцом; хорошо сбалансированная, она отлично ложилась в его правую руку. Джим замахнулся для удара – и опустил дубинку на костяной гребень над злыми желтыми глазами. Огромное тело застыло, по красно-золотым бокам пробежала последняя дрожь. Жизнь покинула рыбу, и она, перевернувшись белым животом вверх, поплыла рядом с яликом; ее жаберные пластины развернулись, как дамский зонтик.
Юноши, насквозь пропотевшие, тяжело дыша, прижимая к груди израненные ладони, наклонились через борт и с благоговением уставились на изумительное существо, убитое ими. Они не смогли бы найти слова, которые адекватно отразили бы охватившие их чувства: триумф и сожаление, ликование и грусть… страсть и пыл охоты пришли к своему завершению.
– Великий пророк, да это же настоящий Левиафан! – негромко проговорил Мансур. – Я чувствую себя рядом с ним таким маленьким!
– Акулы могут появиться в любую минуту, – сказал Джим, разрушая чары мгновения. – Помогите мне затащить ее в лодку.
Они пропустили канат через жабры зубана и потянули втроем; ялик опасно накренился, готовый перевернуться вверх дном, когда они переваливали рыбину через борт. В суденышке едва хватало место, чтобы вместить такое чудище, а сесть на скамьи теперь и вовсе не оставалось возможности, так что юноши пристроились на бортах. Когда рыбу втаскивали в ялик, с нее ободралась часть чешуи: эти чешуйки были размером с золотой дублон и такие же яркие.
Мансур поднял одну, повернул так, чтобы в ней отразилось солнце, и зачарованно уставился на нее.
– Мы должны отвезти эту рыбу в Хай-Уилд, – сказал он.
– Зачем? – коротко спросил Джим.
– Показать родным, моему отцу и твоему.
– К закату она потеряет цвет, чешуя станет сухой и тусклой, а мясо начнет портиться и вонять. – Джим покачал головой. – Я хочу запомнить ее вот такой, во всем ее великолепии.
– Что же нам тогда с ней делать?
– Продадим ее эконому какого-нибудь голландского корабля.
– Такое прекрасное существо… И продать ее, как мешок картошки? Это похоже на святотатство! – запротестовал Мансур.
– Но разве в Книге Бытия не говорится, что Бог отдал человеку всех тварей на земле и в море? Чтобы убивать и есть их. Он сам так велел. При чем тут святотатство?
– Это твой Бог, а не мой, – возразил Мансур.
– Он один