Ту женщину я встретил случайно. Она сама со мной заговорила: рассказывала, что собирает иван-чай. Я шёл за ней, а она всё рассказывала про то, что Гитлер хотел уничтожить эту целебную траву, и ещё про то, что иван-чай нужно не просто засушивать, а как-то по-особому перетирать. Чудаковатая женщина.
Когда она привыкла к моему присутствию и перестала на меня оглядываться, я вынул нож. А потом взял и тыкнул ей в спину. Где-то в область печени. Женщина не закричала, а только захрипела. Она издавала какие-то звуки, словно ей было трудно дышать. Так бывает у астматиков.
Я бил её в спину ножом, пока она не перестала дёргаться. Думаете, я этого хотел? Это само собой произошло. Но я делал это с восторгом. Однажды я видел, как собака трепала полудохлую крысу. Вид у той собаки был радостный и возбуждённый. Кажется, я теперь понимаю, что чувствовала собака…
Только когда я возвращался домой, то решил, что должен покончить с собой. И чем раньше, тем лучше для всех. Я знал, что если этого не сделаю, то снова туда вернусь и снова буду убивать. Не я был себе хозяином. Нож был моим хозяином. Думаю, то же самое случилось и с тем парнем, которого я убил первым».
Выслушав историю «дикаря», я задумался, могло ли быть такое на самом деле? Человек непреднамеренно убил маньяка, а потом на этой почве тронулся умом и сам стал маньяком. Да, такое быть могло. И мистика тут не при чём.
Тот предыдущий мужичок мог убить и старика в лесу. Но растерзанный мальчик в восемьдесят шестом году не мог быть его работой. Тот убитый мужичок сам был ребёнком в те годы.
В то, что было несколько поколений убийц с одним и тем же ножом, я не верил. Это уже мистика, а в моей работе не было места мистике. Меня интересовали только факты.
Сразу много я из «дикаря» выпытывать не стал. Врачи говорили, что на таком теле быстро заживут любые раны, и я готовился, что скоро мы с этим парнем поговорим в другом месте. Но оказалось, что этот оптимизм был напрасным. Состояние Александра день ото дня только ухудшалось. Он худел, слабел, дошло до того, что у него отнялись ноги. И наручники стали лишними. Его и врачи уже не опасались такого беспомощного.
Слабел он не только телом, но и рассудком. Начал нести какой-то бред про то, что нож отрёкся от него и ему нужно провести последний кровавый ритуал – принести себя в жертву. Он требовал нож. До последней нашей встречи требовал. Пытался меня шантажировать, отказывался со мной говорить, если я не принесу ему нож.
Я