Солнечный свет затемнял скопища деревьев. Взгляните на утренние «Dos montanas» из центра города, и зеленые скалы покажутся вам черными и безжизненными. Матиас расположился в нескольких шагах от подножья. Ветер доносил до его ноздрей запах цветущего леса. Когда Матиас закончил основную часть картины, невозможно было определить, кто у кого срисовывал: художник у природы или природа у художника. Ослепительный и согревающий рассвет! Творение Матиаса вырывалось за рамки его грубого полотна. Казалось, именно он создал эти горы, этот песок, эти неповторимые узоры лесного ковра. Но в душе у Матиаса царила пустота.
Он знал, что его талант достиг долгожданного расцвета, как знал и то, что жизнь проносится мимо. Ни родных, ни близких у Матиаса не было. Сколько лет он искал себя, подбирал заветный ключ, и вот наконец дверь распахнулась. Матиас оглянулся назад и ясно увидел свой путь, путь изгнанника.
Он вспоминал, как во время уроков отсиживался на последней парте и молчал. Приносил в школу фанерные дощечки, отшлифованные наждачкой, и коробку с красками. Слюнявил кисточку и устремлялся за пределы душного класса. Дощечки отбирали – Матиас рисовал прямо на парте. Потом его лупили и заставляли оттирать волнистые каракули. Матиас бесился; уничтожал свое художество, закусив губы. На следующем уроке мальчик орудовал простым карандашом. Мокрое дерево хранило профиль его матери под стопками тетрадей…
Дети играли в поле, носились друг за другом, прятались в густых зарослях… А Матиаса игры не интересовали. Он часами рассматривал полевые цветы, переворачивал их на свету, подносил хрупкие бутоны к лицу, вдыхал бодрящий аромат. До темноты любовался голубизной неба, мысленно сравнивал проплывающие облака с лесными зверями, наблюдал за тем, как ветвистые узоры теней меняются в течение дня, следил за солнцем. Матиас запоминал…
Родителей не стало, и молодой художник сорвался с места. Бродяжничал. Подрабатывал рисовальщиком и карикатуристом в дешевых забегаловках. Нигде своим не был, держался в стороне. Долгое время не продавал картины, пока голод не сдавил горло. Путешествовал, собирал материал… Душу не распахивал, знакомился по необходимости. Жил, как закупоренная бутылка, внутри которой гремит океан. Спасала работа… С кистью в руке Матиас чувствовал себя свободным.
Доктор говорил так: «Радость, которой не с кем поделиться, быстро теряет свою силу и угасает. Вкуснее та буханка хлеба, которую ты разделил с близким человеком».
Матиас никогда не любил и понятия не имел, как это бывает. У него были кисти и краски, и был смутный образ – картинка, расплывающаяся перед глазами: идеал красоты и легкости, родившийся не на холсте, а внутри Матиаса, в его душе. Ведь подлинная красота рождается лишь в душе художника, а на холсте предстает в ограниченной