Восклицание отца – как приговор.
– Да какое это ремесло?!
– Мое…
Фейга-Ита осторожно заметила:
– Плата небольшая. Пять рублей в месяц. Может, пусть попробует?
Не произнося ни слова, Хацкель встал из-за стола. Мойша прислушивается к доносящимся из комнаты родителей звукам и мысленно рисует картины. Вот отец вытаскивает стоящий под кроватью сундук. А эти шорохи – перебирает вещи, деньги далеко, на самом дне. Наконец звон монет, папа зажимает их в ладони.
В мысленных набросках больше нет нужды.
Папа вышел из комнаты, прошел через кухню, звякнул колокольчиком над входной дверью. Мойша бросился вслед за отцом и замер. Деньги валяются на земле, в пыли. Куры косятся на желтые кругляши, им хочется подойти ближе, но страшно…
– Спасибо, папочка! – прокричал Мойша и бросился на колени.
Деньги на земле – но они есть. Пять рублей. Завтра он пойдет к Пэну!
Всю ночь Мойша ворочался с боку на бок. От волнения не мог сомкнуть глаз.
– Да что ты крутишься! – ворчал брат. – Дай мне поспать!
Вдвоем тесно на узенькой кровати. Луна подглядывает в окошко, звенят комары, плачет младшая сестричка.
Все вроде бы как обычно. Но это особенная ночь. А завтра наступит особенный день!
Мойша плохо помнил, как мама провожала на работу отца, готовила завтрак, просила соседку присмотреть за лавкой.
Он очнулся лишь у двери с заветной синей вывеской.
– У тебя так никогда не получится, – с отчаянием прошептала мама, когда они вошли в школу, находившуюся в простом деревянном доме, и застыли у развешанных на стенах картин. – Пошли назад, сынок!
– Чем могу быть полезен?
Встретивший их мужчина выглядел именно так, как должен выглядеть настоящий художник. Невысокий, но чрезвычайно элегантный. С бородкой, в добротном сюртуке, пальцы перепачканы красками. Сразу видно – серьезный господин, очень серьезный…
Сказать, что Иегуда Пэн понравился Мойше, – значило бы не сказать ничего. Восторг, растерянность, восхищение – они сдавили грудь, мешали говорить.
– Вот!
Мойша протянул блокнот и замер. Смотреть на лицо господина Пэна, оценивающе изучавшего работы, у него не было сил. Поэтому Мойша перевел взгляд на портрет губернатора и его супруги.
От запахов красок и холстов у него кружилась голова. А из распахнутой двери меж тем звенели-перезванивались голоса учеников. С острой завистью Мойша смотрел, как они рисуют стоящую на возвышении гипсовую фигуру.
– В ваших работах нет техники. Но… что-то в них все же есть. Вы зачислены! – произнес Пэн.
Фейга-Ита тихонько сжала ладонь сына и облегченно вздохнула:
– Хвала всевышнему!
– Идите в класс, – сказал учитель. – Сегодня вы подготовите первые графические наброски.
Мойша на негнущихся ногах вошел в пронизанную