Так я шел, шел, а вот идя по Венцека, опять «поймал» спиной тот злобный взгляд. Прохожих, идущих за мной, не видно аж за полтора квартала. Откуда же тогда взгляд? А, наверное, из этого домика. В нем два этажа и полуподвал, но окна в полуподвале в глубоких приямках, потому из них не выглянешь – бортик прикроет. И даже нужно из приямка реально вылезти. Ощущение взгляда исчезло. Ага, испугался, паразит. В прошлый раз я шел в противоположную сторону, и взгляд мне тоже в спину втыкался. Значит, смотрели мне в спину из угловой квартиры, то бишь западный угол дома – либо второй, либо первый этаж.
Конечно, в нем может жить некий мизантроп, который с похмелья часто буравит людей взглядом, завидуя тому, что у них голова не болит. Ладно, место засечено. А попозже я сюда еще наведаюсь.
Чуть срезал угол, не обходя квартала по улице, а пройдя наискосок. Но времени не сэкономил, ибо обходить разные сарайчики и палисадники оказалось сложным делом.
Затем меня задержали в прачечной… В итоге, когда я выгрузил все в гостинице, у меня оставалось полчаса. Пришлось прибавить ходу. В принципе я успевал и без ускорения, но надо туда прийти с запасом времени, чтобы поискать, где оно будет проходить, и осмотреться.
Историко-литературное общество заседало в здании библиотеки на первом этаже, в относительно небольшой комнатке. Согласно афише, сегодня заявлен доклад о городском голове Алабине, чтение стихов местной поэтессы, а на закуску – «Разное».
Я пристроился в уголке и стал вспоминать, где я слышал фамилию Алабина. При некотором напряжении вспомнил, что она была на надгробном памятнике. Это на откосе, над пивоваренным заводом – остатки старинного кладбища. Памятник Алабину из черного камня, и еще пара поскромнее. Причем шрифт надписи весьма старый, который был до Междоусобной войны, а значит, жил он лет 300 назад.
Тут я опять подумал о том, что книги и бумага дают человеку шанс на бессмертие. Сохранились бумаги о человеке – и мы можем вспомнить о нем через триста лет после того, как он умер, и через триста пятьдесят лет после его рождения. Эльфы и гномы живут и подольше, но далеко не всегда. Правда, за эти годы могло остаться не так много бумаг, и воспоминания будут короткими. Но ведь и о трехсотпятидесятилетнем эльфе можно тоже сказать очень немногое, и даже нецензурное. Ибо в нем от долгой жизни тоже очень немногое может остаться.
Комната потихоньку заполнилась, всего я насчитал одиннадцать человек, исключая себя. В основном люди немалого возраста, но есть и четверо молоденьких. Это, наверное, студенты. Вроде в Самаре университета нет, значит, студенты из Казани, Нижнего и Царицына так проводят последние дни перед семестром. Может, завтра им уже в дорогу. Вооружен из всех был только я, отчего мне даже стало чуть-чуть стыдно. Вроде и не за что, а тем не менее…
Про Алабина докладывал пожилой мужчина. Материалов про него нашлось довольно много, ибо доклад