Пэр смотрел на Миссу. Ее лицо было белее скаранового кристалла. Она казалась ему храмовой статуей, а не живой девушкой. Утром, перед началом процедуры подготовки Исхода старшей матери, Мисса старалась держаться принятых норм поведения. Но потом, когда они на минуту остались одни в комнате, Мисса подняла лицо на Пэра. Ее глаза, отразившие скрытую до этого времени боль и тоску, наполнились слезами. Мисса уткнулась лицом в грудь Пэра. Беззвучные рыдания сотрясли ее тонкую фигурку.
Пэр стоял молча, приобняв Миссу за плечи. Он знал, как Мисса любила свою старшую мать. В те дни, когда Пэра приглашали к ней в дом, он всегда испытывал почтительную робость перед строгой величественностью облика Адель. И, тем не менее, он знал, что ее доброта и любовь, скрывавшиеся под строгой внешней маской, были без меры и границ. Адель понимала каждое движение души своих подопечных. Она всегда знала, что сказать им в горькие или трудные моменты жизни…
Размеренный ход процессии, мерно-торжественный голос, возглашающий Моления о восхвалении мудрости и высшей справедливости богов Лакки, погружал всех в состояние умиленного экстаза. Поднятые вверх одухотворенные лица, светящиеся взгляды были полны неподдельного проявления чувств. Пэр искоса наблюдал за идущими рядом людьми. Почему-то у него возникло чувство неприятия всего того, что он видел. Рокочущий голос Главного Жреца не мешал Пэру предаваться своим мыслям. Он думал о том, почему так случается. Те, кто дорог и полон сил, нужный еще многим интеллактам, по воле богов Лакки должен без раздумий и просьб уходить в неизвестность навсегда.
Главный Жрец был предельно лаконичен и сух: «Ты, юноша, просишь меня о великом деянии. Многие об этом просили, но так определено изначально богами Лакки, так тому и быть впредь». Пэр никому не говорил о своей встрече с Главным Жрецом. Это было его личным велением души и сердца. Он не мог дольше переносить состояние Миссы. Ее погруженность в себя, отрешенность от всего, что еще недавно приводило ее в восторг, вызывали у него чувство беспомощности и сострадания к ней.
За то время, что было отпущено для приведения всех дел старшей матери Адель в Аврелионе, Мисса замкнулась в себе. Ее отношения с Пэром стали казаться ему какой-то сухой оболочкой, в которой гремят сухие, прошлогодние семена. Он безуспешно пытался пробиться к душе Миссы. Не то, чтобы он не понимал ее состояния. Тот замкнутый наглухо мирок мог навсегда замкнуть ее душу. Она даже отказывалась встречаться с Адель.
Отчаявшись, Пэр в какой-то момент решился на невообразимый поступок. Никогда до этого он не пользовался своим сверхъестественным даром. В силу своей душевной деликатности