И ночью никуда не исчезало – даже наоборот. Но не душило – аккуратно и деликатно окутывало крошечную комнатку и обнимало их двоих – осторожно и нежно, словно боясь напугать. Но Кира все равно пугалась – сама не понимая, что ее мучает и что пугает.
Раза два в месяц ездили в город, к Зяблику, на этом настаивал Мишка. Но и Кира не возражала – в конце концов, хоть какое-то развлечение. «Совсем мы с тобой одичали в наших лесах». Там все было по-прежнему – Зяблик курил сигару, выпуская густое и ароматное облако, пил неразбавленный виски, щелкал орехи и слушал музыку – джаз, блюз. Пижон! Нет, Кира прекрасно понимала, что музыка замечательная, тонкая, щемящая. И все же очень печальная, даже тоскливая. На ее настроение – в самый раз. Оглядывая гостей Зяблика, она, конечно, понимала, как отличается от всех этих женщин – модных, дорого одетых, ухоженных, ярких, красивых. Очень уверенных женщин – куда ей до них! Маникюр и стрижки, обувь и сумочки, косметика и духи. Шубки и сапожки. И она – в своей перелицованной юбке и кофточке с катышками.
«Нет, я конченая дура! – укоряла она себя. – Я же все про них понимаю, откуда и что». И все равно было неприятно – и стыдно, и неловко, и немного обидно. Она ловила на себе и муже удивленные взгляды гостей хозяина – уж очень они отличались от постоянной публики, торчавшей в Зябликовой квартире. Впрочем, особенно они никого не интересовали. В конце концов, в знаменитой квартире всегда было полно разного народу – и известные художники, и знаменитые артисты, и дипломаты из разных стран. И юные балеринки, порхающие пугливыми стайками. И валютные проститутки, и тайные миллионеры, и фарцовщики, и богатые детки известных родителей. Врачи и даже один генерал из органов – вот все тогда удивились!
– Нужный человек? – недобро усмехнулась Кира.
Мишка пожал плечами – он не любил, когда она подсмеивалась над его лучшим другом:
– Значит, так надо.
Вот и весь ответ.
Зяблик ставил итальянское кино, щедро накрывал столы – впрочем, как всегда. Человеком он был не жадным, это уж точно. Разливал французский коньяк и итальянские вина, потчевал шатию-братию севрюжьей икоркой и югославской ветчиной. Словом, гуляли. От выпитого и накуренного у Киры начинала болеть голова, и она шепотом принималась упрашивать мужа поскорее уйти. Мишка злился, а она, чувствуя себя виноватой, искренне не понимала:
– Ну что тут интересного? Ну что, ты не видел всех этих пижонов, центровых продажных баб и спекулянтов? Ты и они – смешно! И еще очень странно! Нет, я искренне не понимаю!
Мишка молчал и нехотя огрызался. В электричке сидели надутые. А выйдя на платформу, Кира брала мужа за руку, и тут же все проходило – как не было. Войдя в дом, вообще все тут же забывали – их милый дом, их любимое гнездышко. И что им, дуракам, еще надо?
Наступила весна, и Кира впала в панику. Когда хозяйка попросит освободить дачу? Та