– Тони, пожалуйста.
– Прости, мамочка. Ой, только не надо делать такое скорбное лицо. А то я начну жалеть, что не остался нынче в Лондоне.
– Мне казалось, я держу себя в руках. Я имела в виду, милый, что мне неприятны разговоры о ранениях.
– Да что в данных обстоятельствах может быть лучше ранения? Сама подумай, мама!
– Вам не кажется, что мы краски сгущаем? – произнес Бокс-Бендер. – Тони, займи дядю Гая, пока мы с мамой будем со стола убирать.
Гай с Тони прошли в библиотеку. Французские окна были открыты, поблескивала мощеная дорожка.
– Вот черт, прежде чем свет включать, надо шторы завесить, – сказал Тони.
– Может, на воздух выйдем? – предложил Гай.
Света было как раз довольно, чтобы не спотыкаться. Воздух казался густым от аромата цветов, невидимых в кроне старой магнолии, каковая крона распростерлась над доброй половиной крыши.
– Краски сгущаем, – усмехнулся Тони. – Да я никогда в жизни так глубоко голову в песок не прятал. – Гай промолчал. Темнота прогрессировала. Когда они отошли от дома на достаточное расстояние, Тони ни с того ни с сего спросил: – Скажи-ка, дядя Гай, что это за зверь такой – сумасшествие? У вас с мамой в роду много психов было?
– Нет.
– А как же дядя Айво?
– Дядя Айво был гипертрофированно меланхоличен.
– Это по наследству не передается?
– Не волнуйся, не передается. А почему ты спрашиваешь? Чувствуешь признаки помутнения рассудка?
– Пока нет. Просто я прочел про одного офицера, который воевал в Первую мировую. Он был вполне нормальный, а как на передовую попал, так и взбесился. Сержанту пришлось его застрелить.
– Взбесился, гм. Нет, это не про твоего дядюшку Айво. Он был очень скромный человек. Во всех смыслах.
– А прочие?
– Что прочие? Посмотри на меня. На своего дедушку. Или на двоюродного дедушку Перегрина – уж, кажется, адекватнее и быть нельзя.
– Дедушка Перегрин собирает бинокли и шлет в Военное министерство. По-твоему, это адекватное поведение?
– В высшей степени адекватное.
– Я рад, что мы на эту тему поговорили.
Раздался голос Анджелы:
– Гай, Тони, идите в дом. Уже темно. О чем вы там секретничаете?
– Тони кажется, он с ума сходит.
– Это миссис Гроут с ума сходит – кладовку без затемнения оставила.
Они уселись в библиотеке, спинами к Гаеву диванчику. Вскоре Тони поднялся и пожелал всем спокойной ночи.
– Служба в восемь, – напомнила Анджела. – Из дому выйти нужно без двадцати – я обещала заехать за эвакуированными.
– Ой, а попозже нельзя? Так хотелось напоследок понежиться в постели.
– Нет, завтра на причастии мы все должны быть. Ради меня, Тони.
– Хорошо, мамочка, раз такое дело. Только тогда