Конечно, я немного привередничала, разглядывая творение императорского садовника. Но для людей, не слишком задумывающихся «о смысле сказанного», сад был прекрасен. А посреди всего этого благоухающего великолепия раскинулся маленький пруд, обитателями которого были самые настоящие императорские солнечные карпы. Цена которых была столь баснословна, что позволить себе содержать подобную рыбу мог действительно лишь Император. Говорили, что такой карп может прожить при должном уходе около ста лет. И рыба эта олицетворяла собой всю ту мудрость, коей должен был обладать истинный Император Солнца. Убить или, что еще хуже, съесть ее приравнивалось к величайшему из возможных прегрешений.
– Господин, позвольте вашу лошадь? – немного скрипучий голос раздался позади меня.
– Лошадь?! – тут же воскликнуло несколько грубых мужских голосов, и новые раскаты смеха заполнили едва погрузившееся в тишину пространство.
Я тут же повернулась лицом к подоспевшему конюху, что уже резво тащил за поводья моего «скакуна».
– Постойте, – прохрипела я, невольно давая «петуха».
За этой репликой последовал новый приступ дружного хохота.
– Да, господин, – совершенно не обращая внимания на пришельцев, что вели себя столь непочтительным образом, сказал слуга.
– Мне необходимо, – кое-как откашлявшись, заговорила я, – забрать вещи.
– Конечно, господин.
Я не успела перехватить конюха в тот самый момент, когда он потянулся отвязать мою поклажу, и вполне ожидаемо дернул не за ту веревку, которая отвечала за то, как крепко будет держаться сумка на спине у осла. Содержимое сумки с лязгом и грохотом начало вываливаться на пол. На землю ворохом высыпалось мое белье, состоящее из нескольких простых холщовых рубах и сменных штанов, поверх нехитрого гардероба уютно пристроились парные клинки даосской работы в простых ножнах и нож, что был подарен мне Сэ’Паи Ву перед самым отъездом. Пшено, что было завернуто в простой тряпичный мешочек, рассыпалось по широкой дуге вокруг испуганно заоравшего осла. На какое-то мгновение все присутствующие растерянно замерли, исключение составлял лишь мой ослик, который, не прочувствовав момент, продолжал истошно орать. Старый конюх беспокойно переводил испуганный взгляд то на рассыпавшуюся поклажу, то на меня, пытаясь сообразить, что в таких случаях ему должно делать согласно этикету.
Видя, что вот-вот бедолага начнет ползать передо мной