– Ворочается во сне. На сто восемьдесят градусов.
– Слышишь?
– Что?
– Слушай!
– Что?
– Ш-ш-ш! Она не дышит.
– Давно?
– Кажется, целую вечность.
– Блядь.
– Погоди. Кажется, задышала.
– О господи, странно-то как.
– Ужасно.
– Может, отложим день рождения до возвращения домой?
– Нет, нужно что-то сделать сейчас.
– Мне не нравится, что палата на первом этаже.
– Да, но сама-то комната хорошая.
– Мне не нравится свет с улицы.
– А…
– Может, задернем шторы?
– Нет.
– А утром?
– Нет, зачем?
4:20. Бет спит. Я сажусь и смотрю на маму. У нее снова отросли волосы. Так долго у нее не было волос. За несколько лет как минимум пять париков сменила, один отвратнее другого, как и любые парики. Один слишком большой. Другой слишком темный. Третий слишком кудрявый. Четвертый с проседью. Хотя все выглядели более или менее естественно. Странность заключается в том, что ее нынешние настоящие волосы вились сильнее, чем прежние настоящие, и даже сильнее, чем самый кудрявый из париков. И стали темнее. Сейчас ее волосы больше похожи на парик, чем любой из париков.
– Забавно, как у тебя отросли волосы, – сказал как-то я.
– Что тут забавного?
– Что они стали темнее, чем раньше.
– Ничего подобного.
– Точно, точно. Ты же была почти седой.
– Нет. Всего несколько седых волос.
– Всего несколько было десять лет назад.
– Никогда они не были седыми.
– Ладно, как скажешь.
Я снова лег. Бет дышит тяжело и ровно. Потолок походит на молоко. Потолок медленно движется. По углам потолок темнее, чем в середине. Потолок походит на сливки. Металлическая перекладина, разделяющая пополам и поддерживающая матрас снизу, впивается нам в спину. Потолок плывет.
Когда мой отец находился в реанимации, примерно за полтора дня до того, как сдаться, к нему пришел священник, видимо, для проведения последнего обряда. Поговорив с ним и выяснив цель визита, отец сразу велел ему уходить, выгнал. Когда потом врач рассказывал эту историю, которая стала чем-то вроде легенды, он ссылался на поговорку, что в окопах не бывает атеистов. «Говорят, в окопах атеистов не бывает, – сказал врач, глядя в пол, – но тут… вот те на!» Отец даже не позволил ему прочитать какую-нибудь краткую молитву, например, «Аве, Мария» или что там. Священник, наверное, знал, что отец в церковь не ходит и ни к какой конфессии не принадлежит. Но, полагая, что оказывает услугу, хотел дать ему шанс на искупление, получить выигрышный – один на тысячу – билет на спасение души. Однако, понимаете ли, мой отец относился к религии с таким же терпением, как и к коммивояжерам, звонящим в дверь. Он любезно улыбался, быстро и дружелюбно говорил «спасибо не надо», после чего решительно дверь закрывал. Именно так поступил он и с этим несчастным, желавшим ему добра священником: широко улыбнулся и, будучи не в силах подняться, чтобы закрыть перед беднягой дверь, просто сказал:
– Спасибо,