Помощник исправника вздохнул и жестом велел становому продолжать.
– Говорю, все и так понятно, Ваше высокоблагородие. Крестьяне сказывают, дескать, есть у новопреставленного племянник, приохотившийся отстреливать грачей. Прямо из особняка. Мол, там подле каждого окошка нарочно для ентого дела ружьишко приспособлено-с! Думаю, утром барин пришли лошадку закладывать, мальчишка аккурат пальнул и… Короче, испугалась зверушка и лягнула хозяина прямо в темечко. Вон и копыто в крови-с!
– Они это сами видели? Собственными глазами? – ухмыльнулся Георгий Константинович.
– Мужики-то? Никак нет-с, ваше высокоблагородие! Однако…
– Без «однако». Взгляните на свой сапог, он тоже испачкан. Мне что теперь, и Вас подозревать?
– Виноват-с!..
Раздались сдержанные смешки. Полицейские дружно уставились на собственную обувь. Судя по выражению лиц, каждый из присутствующих годился в «подозреваемые». Разумеется, кроме Поликарпова. Тот, казалось, приложил все усилия, дабы сохранить лакированные туфли с гамашами в девственной чистоте.
Погладив купеческого фаворита по роскошной гриве, Антон Никодимович невпопад спросил:
– Давно у Гнатьева сей красавец?
Вебер с пониманием кивнул и, переведя взгляд на подчиненного, едва заметно приподнял бровь. Мол, хороший вопрос, мне тоже любопытно.
– Не могу знать, Ваше высокоблагородие! – отрапортовал становой пристав.
– Отыщите конюха, батюшка. Не сочтите за труд.
– Слушаюсь!
По слухам, кони знаменитого курганского купца не жаловали чужаков и никого к себе не подпускали, норовя лягнуть или укусить. Якобы, приближаться к ним смел только хозяин или стремянной, да и тот лишь по делу. Удивительно, но сейчас своенравный зверь (единственный из всех оседланный и не запертый в загоне) не проявлял в отношении престарелого сыщика ни малейшей агрессии. Стоял себе, наклонив голову и кося на нового друга лиловым глазом.
В городе про конное хозяйство Николая Спиридоновича рассказывали удивительные вещи. К примеру, всякий жеребенок, поселившийся в гнатьевской конюшне, воспитывался в строгости и недоверии к посторонним людям. Оттого лошадки вырастали жестокими. Впрочем, доброму скакуну сие не зазорно, он ценен иными качествами. На сторону купеческие любимцы, ясное дело, не продавались.
Гнатьев кормил, поил и даже чистил питомцев сам. Пусть и не всегда. Сказывали, жил при усадьбе старый конюший, которого Николай Спиридонович очень ценил и хвалил. Однако в прошлом году застудил почки, расхворался и отошел к Господу, оставив вместо себя сына. Хозяин ожидал от молодого работника такого же рвения, но яблочко далеко откатилось от яблони. Если парень и трудился, то исключительно по принуждению. Кнутом ли, пряником ли – Бог весть!..
Нерадивый работник вбежал в хлев, старательно подгоняемый приставом. Запыхался так, что целую минуту не способен был вымолвить и слова. Боязливо смотрел на труп, разевая рот, точно