Сообщение Мэй о взрыве в лаборатории повергло его в шок, который, странным образом, послужил неким триггером, запустившим цепочку воспоминаний, позволив воссоздать картину произошедшего накануне более-менее отчетливо. Конечно же он сцепился с Воном у Цу́керов после своего рассказа о невероятных выводах, к которым пришел Тропард. А, собственно, почему бы и нет, доктор же не брал с него обязательств по неразглашению, напротив, он просил Николаса решить, что делать с полученной информацией и как ею распорядиться. В этом месте Николас поморщился, ощущая некоторый внутренний дискомфорт, поскольку Сайм, передавая ему эксклюзивные права на распространение информации, имел в виду, все-таки, не возможность поделиться ею в узком кругу знакомых, вызвав их неподдельный ужас и восхищение рассказчиком. Конечно же, доктор надеялся, прежде всего, на тщательный анализ возможных последствий её распространения и хирургически точную подачу с соответствующими комментариями и оценками. Да, легкомысленно как-то получилось – Николас выглядел просто мальчишкой, которому не терпелось похвастаться перед друзьями неожиданно свалившимся на него сокровищем… Хотя, надо признать, что к своим почти сорока, он, в сущности, так и остался мальчишкой с горящими глазами, рыскающим по окраинам и заброшенным фабрикам в поисках невероятных тайн и несметных сокровищ. Мэй иногда подтрунивала над ним, заметив в нем эту мальчишескую наивность еще на заре их отношений. М-да… Сначала подтрунивала, но с годами стала зло высмеивать, уверяя его, что он никогда уже не повзрослеет…
Однако, вернуть уже ничего нельзя, что сделано – то сделано!