Сидоров критически посмотрел на Окрошку, принял из его руки бутылку и сказал, цокнув языком:
– Красавец! Где такую одёжку надыбал?
– Гуманитарная помощь из Канады. Вчера в миссии раздача была. Мне, как постоянному клиенту, лучшее дали.
– Ну, ладно, ты иди, Окрошка, отлёживайся, – отпустил его Сидоров.
– Полечиться бы… – неуверенно сказал Окрошка.
Сидоров хмыкнул, взял с подоконника щербатый чайный бокал и набулькал болезному граммов сто. Окрошка, вытянувшись в струнку и удерживая равновесие, выпил, крякнул, и, поблагодарив «Ляксеича», упрыгал из приёмной. Сидоров сходил в кабинет, принёс оттуда деревянный ящик, и, придвинув его к столу, уселся и разлил водку по ёмкостям.
– Ну, не чокаясь. Царствие небесное рабе божьей Катерине. Пусть земля ей пухом будет, – Сидоров выпил залпом, а Альфред вливал в себя водку медленно, глухо стуча зубами о край эмалированной кружки. Закусили, – ты ешь, ешь, Альфред. Не стесняйся.
– Спасибо…
Сидоров есть не хотел, утром плотно позавтракал, банку сайры съел и два варёных яичка, да кружку крепкого чая выпил. А Альфред был очень голоден, и поэтому ел много и торопливо, одновременно запихивая в рот и тушёнку с хлебом, и огурец, и банан.
«Как бы плохо ему не стало», – подумал Сидоров, и хотел слегка его тормознуть, напомнить о вреде переедания после длительной голодовки, но Альфред вдруг остановился сам и откинулся спиной на батарею.
– Всё, хватит, – объявил он, – так можно и заворот кишок получить.
– Давно голодаешь? – поинтересовался Сидоров.
– Не знаю. Не помню…. Дня три, наверное, совсем ничего не ел. Сегодня что у нас? Какой день?
– Среда сегодня. Второе ноября.
– Среда… – задумчиво повторил Альфред, – Катеньку в среду убили. Девятнадцатого октября…
И заплакал, затрясся весь. Полез в карман, достал оттуда грязный носовой платок и стал громко сморкаться. Сидоров плеснул водки.
– Выпей. Полегчает, – сказал он строго. – А потом всё мне расскажешь.
Они снова, не чокаясь, выпили. Альфред ещё долго плакал. Наконец успокоился, посмотрел на Сидорова воспалёнными глазами, сказал зло:
– Подонки! Твари! Деньги все отняли – чёрт с ними! Дом забрали, машины, всё, что было – пусть подавятся! Но убивать-то?
Альфред снова всхлипнул, попытался взять себя в руки. Сам налил себе и Сидорову. Выпил, стуча зубами. Перекрестился.
– Бандиты! Сволочи! – и всё-таки заплакал.
– Кто убил, знаешь?
Альфред кивнул. Он закрыл глаза, и сидел, не двигаясь, только губами шевелил. «Бандиты… Сволочи… Катенька моя…» – почти неслышно шептал Альфред, и слёзы текли по его щекам.
– Так, кто? – повторил Сидоров вопрос.
– Убивали какие-то отморозки. Сначала насиловали, четверо их было. Чеченцы, наверное. Чёрные, весёлые. Здоровые, кабаны. Сволочи! Натешились, потом ножом горло