Далее события нарастали в следующей последовательности. Николаевна ушла в парикмахерскую делать маникюр. С работы приехал голодный и злой муж. Сунулся в холодильник. Хищно принюхался и сразу же обнаружил источник запаха, будоражащий воображение. Узбекско-казахский нож был вторично осквернен, но в гораздо более вызывающей степени. Муж отхватил от шматка добрую мужицкую долю, не вызвав у ножа и тени сомнения в своей остроте и неотвратимости. Однако прожевать вялую тряпку не первой свежести мужу не удалось, хоть он с нечеловеческим усердием пытался это сделать на протяжении следующих пяти минут. Освободив рот с помощью указательного и большого пальцев, муж тоскливо догрыз краюшку черного хлеба, от которой хоть и вкусно пахло, но это отнюдь не компенсировало разочарования.
На вопросительный взгляд мужа вернувшаяся со свежим маникюром Николаевна, чудная в своей искренности и наивности, сразу все поняла и тут же выдала имя и отчество поставщика. Муж, к тому времени уже основательно затарившийся спиралевидными макаронами и холодцом, приготовленным золотыми руками Николаевны, подобрел и не стал уверять ее, что тут же пойдет и собственноручно свернет шею этому, как он тактично выразился, кулинару-самоучке.
К исходу третьего дня свет в доме Николаевича так и не появился. По его словам, приходили электрики, нашли ноль, но фазу разыскать им так пока и не удалось.
– Я уже одну настольную лампу разбил с непривычки, – жаловался Николаевич сослуживцам. – Времянку цеплял на столб. А люстра висит такая красивая. И не светит!
Пришлось Николаевичу дать указание новой надворной сожительнице перенести потенциально опасные продукты из бездействующего холодильника в колодец, предварительно их загерметизировав. Цыганка оправила на временное хранение две трехлитровые банки с овощным ассорти (смеси помидоров-сливок, молоденьких огурцов с пупырчатыми корнишонами и бледными патиссонами), одна из которых уже помутнела, и некогда полноценную курицу-гриль, которая тоже стала попахивать, но могла оказаться еще вполне съедобной, если ее помыть в марганцовке. На улице трещал мороз, а в колодце температура обеспечивала одновременно и сохранность продуктов, и их взрывобезопасность. Некоторое количество кое-кому печально известного сала цыганка в колодец не спрятала просто потому, что не знала, что оно ввиду особой ценности хранится непосредственно под кроватью Николаевича.
На работе, улучив момент, коварный Николаевич перехватил спешащую по коридору Николаевну, заговорщицки, чисто по-мадридски прищурился и осведомился, пришлось ли ко двору его сальце?
Простодушная Николаевна слегка замялась, отвела глаза в сторону и созналась, что оно вроде бы не совсем того…
– Так