В начале января большевики из пулеметов расстреляли демонстрацию рабочих в Петрограде. Были убитые, раненые. Это событие опять свалило в постель поправлявшегося Ларина.
– Как он мог? Этот подлец Подвойский! Он же в духовной семинарии учился! – клял он организатора этого расстрела. Нина Васильевна прикрывала ему рот ладошкой и умоляла не пугать детей.
И только в середине февраля что-то произошло. Капитан пришел домой изменившимся, вернувшим свою былую форму, плечи расправлены, голова уверенно поднята, а глаза светились тайной и надеждой. Как-будто он обрел цель и вернул смысл существования. Вызвав Николая, он устроился с ним в уголке кухни, и под пение вечерней метели, долго ему что-то говорил. Васадзе слушал капитана все больше поражаясь услышанному. Уже больше двух месяцев он, привыкший к ежедневным тренировкам и занятиям, ничем не был обременен. И это угнетало его. Не мог двадцатилетний юноша сидеть на месте, прятаться и чего-то бояться. Накопившаяся энергия, многими годами натренированное тело требовало действий. То, что предлагал капитан Ларин в корне должно было изменить его жизнь, и не только само существование, но и все устоявшиеся принципы и убеждения. С двенадцати лет его готовили к профессиональной воинской службе. Подобно его отцу, полковнику Васадзе, он должен был посвятить свою жизнь армии. Понятия чести, долга и дисциплины закладывали ему сначала в кадетском корпусе, а затем в училище. Капитан же предлагал нечто невообразимое, никак не совместимое с его юношеским максимализмом.
– Я не предлагаю тебе становиться убийцей или грабителем. – говорил в полголоса Ларин.– Есть люди, которые думают о своей родине, которым не нравится этот порядок, построенный на крови наших соотечественников, который попрал не только наши права, но и нашу честь, традиции, веру. Если инфекцию не уничтожить сейчас, пока она только набирает силу, то она уничтожит нас всех. Для этого нужны деньги, оружие и верные люди. У нас есть сведения где взять деньги, но не хватает оружия. Знаем где оружие, но не хватает людей умеющих обращаться с ним.
Видя сомнение в глазах юнкера, Ларин откинулся назад, прислонился к стене, сказал почти ласково.
– Ты пойми, Николай, все изменилось. Сами понятия справедливости и мироустройства. То, что раньше было хорошо, сейчас оказывается плохо. То, что мы считали правдой, сейчас объявляют ложью. Большевики кровавым плугом пройдутся по нашей стране, они сожгут хлеба и вырастят полынь. Если мы согнемся, если покоримся, то больше никогда не сможем спокойно жить со своей совестью. Это все равно, что простить человеку, который обесчестил твою мать. Ты бы простил?
– Но, господин капитан, вы предлагаете самый настоящий вооруженный налет! Одно дело война, ну даже баррикады, враг перед тобой, это честно, а здесь надо подкрасться, убить, украсть. –