Жили в этом районе люди необыкновенные.
Александр Пушкин частенько бывал у дяди своего, Василия Львовича, в доме на Старой Басманной. Дом до сих пор стоит близ площади Разгуляй. Здесь же он и хоронил любимого дядю, пройдя скорбный путь от площади Разгуляй до церкви святого великомученика Никиты.
Но оставим старую добрую Москву в покое. Хотя, по правде, этого ни одна власть не делает, в покое не оставляет. Разрушает постепенно, можно сказать, город, который в упоминаемое нами время, в годы конца XIX и начала XX века, мог считаться в основном городом купеческим. Поэтому, как уже было сказано, гости наши были купецкого сословия.
Причиной визита в удобный особняк Маркела Абрамовича стали два жизненно важных обстоятельства.
Первое – день рождения Маркела. Его решили на семейном совете с супругой, очаровательной дамой, но в возрасте, что и неплохо (кому нужны эти молоденькие польские фифочки), отмечать без помпы. Призвать двух-трех близких, заказать обед хорошего класса, отпустить прислугу и, наконец, обсудить жизнь свою, и полити к, конечно, а там – все остальное, что подскажет время, в котором наши гости жили. Время, кстати, неспокойное, тревожное, опасное.
Да когда у нашего торгового было другое время. Тать, потом разбойник, и дьяк – он же чиновник, да полицай, да в конце века – террорист. Как комары в тундре бросаются на несчастного оленя, так все эти твари уж в покое торговое сословие не оставляли. И это тоже требовало обсуждения. Узнать, кто как выкручивается.
И второе – супруга почтенного хозяина отъехала к маменьке. По делам неотложным имения в Костромском уезде, что постепенно приходит в упадок.
Да и умна была супруга, ох умна. Понимала, что иногда надобно вот так оставить мужа в компании друзей. Этакий мальчишник.
Звали ее Бореслава Яновна. Конечно, была из польских дворян и в свое время правильно рассудила: чем перебиваться с хлеба на воду (а иногда – одну воду) в своей шляхетской гордости в разваленной халупе где-нибудь в Оршанском повете, лучше быть хозяйкой сети московских, да и не только, аптек. И доход стабильный, ведь каждый рано или поздно, да какой-нито порошок купит.
И к Маркелу Авраамовичу попривыкнуть можно. Во-первых, отчество – Аврамий, так что он по родословной понятен. Из староверов, вероятно. И, что важно, не злоупотребляет. Так что попривыкла и даже – уж откроем занавес – вроде полюбила.
Маркел называл ее Слава, а ежели поскрести, то вдруг она окажется вовсе и не Яновна, а Яковлевна, например. Но это в доме не обсуждается. И так жить возможно, и не очень плохо. Поэтому Бореслава окаянной Аглашке, прислуге по кухне, дала строгие указания, как, что и когда подать. Да сидеть безвылазно на кухне, не мелькать и не мельтешить.
Как Маркел крикнет, тотчас посуду убрать и кофий с ликером в кабинет.
Ох, видела, видела хозяйка, бес играет в глазах, бровях, губах да и в самой заднице у этой оглашенной Аглашки. Не дай Бог, Маркел сломится, но пока, тьфу-тьфу,