Карвилий ожидал родственников в кабинете, по обычаю устроенном в широком коридоре, соединяющем прихожую с внутренним садом.
Стены кабинета были украшены гипсом и ярко разрисованы. По верху стены шла орнаментальная вязь, в причудливых изгибах которой расцветали фантастические цветы и растения. Голубые, красные, желтые.
У одной стены на массивном сундуке были расставлены серебряные кувшины и кубки, выставленные, как и положено, на показ, для взглядов гостей. У противоположной стены, рядом с круглыми низкими столиками для вина и фруктов, стояли стулья. Углы кабинета украшали канделябры и чеканные чаши.
Карвилий стоя терпеливо ждал, пока родственники удобно расположатся. Он поразил всех своим утомленным и словно почерневшим лицом. Раб наполнил кубки фалернским вином, затем задвинул занавеси из кожи, отделив кабинет от атрия. Карвилий жадно глотнул вина и заговорил тусклым голосом.
– Я собрал вас, чтоб вы помогли мне принять решение. Дело чрезвычайно важное и касается судьбы… – он помолчал, – моей жены. Со стыдом и возмущением должен я рассказать о совершенном ею деянии. Красотой своей она преступно соблазнила раба моего. И слились они в своих желаниях коварных и преступных. Она опозорила себя, своих предков и потомков изменой с рабом, с египтянином.
Карвилий умолк. Известие, несмотря на то что было в некоторой степени ожидаемо родными (иначе почему отсутствует Симила?), произвело на всех тягостное впечатление. Все молчали, собираясь с мыслями.
– Распутство делает успехи, – неожиданно и неуместно громко произнес Валент, высказываясь раньше, чем высказались более старшие члены семьи. Он нарушал обычаи и делал это дерзко и преднамеренно, чтобы показать влияние нового времени и свою независимость. – Чужое добро всегда слаще, – добавил он вновь не к месту и смыслу разговора, и в его тоне прозвучала явная насмешка.
Эта насмешка больно кольнула Карвилия. Между ним и Валентом всегда было неявное, может незаметное окружающим, но постоянное соперничество. Карвилию было десять лет, когда родился Валент. И все эти десять лет он был любимцем матери. Но с рождением Валента вся ее любовь, как это часто бывает у не слишком умных матерей, перекинулась на младшего сына. Валент оттеснил Карвилия, заняв его место в сердце матери. На долю Карвилия остались лишь равнодушие и холодность. Его перестали замечать. Это было невыносимо больно. Равнодушие, отстраненность матери стали для десятилетнего мальчика настоящей трагедией. Он безмерно ревновал, всеми силами пытаясь вернуть ее прежнее расположение.
Мать уже много лет лежала